Коливо, иначе кутья, — вареная пшеница с медом, составлявшая пищу бедных римлян и носившая у них название «coliphia». В христианской церкви коливо приносится: 1) в честь и память Господних праздников и святых, 2) в память усопших и 3) в пятницу первой недели Великого поста в воспоминание о том, как св. Феодор Тирон, явившись епископу Евдоксии, уведомил его о приказании Юлиана Отступника окропить идоложертвенной кровью все продававшиеся на торжище Антиохии припасы, посоветовал употребить в пищу коливо и тем спас христиан от осквернения (Никифор Кал., История X кн., 12 гл.). Обычай приносить коливо в двух первых случаях существовал уже в IV столетии. Указание на это находим в толковании Вальсамона на 4-е апостольское правило. «Каким образом, — говорит он, — приготовленное на память святых и умерших и украшенное разного рода плодами коливо приносится к алтарю, — об этом узнаете из молитвы Великого Афанасия, читаемой за умерших».
Содержание молитвы Афанасия над коливом остается неизвестным. Дошедшие до нас молитвы этого рода принадлежат позднейшему времени, IX—X и XII векам. Такова, напр., молитва над коливом в память святых по рукописи Синайской библиотеки IX—X в. № 957 и X в. № 958 и в память усопших по рукописи той же библиотеки 1153 г. № 973 (проф. А. А. Дмитриевский, Описание литургических рукописей II, стр. 6, 35. 111). Столь ранних известий о приношении колива в честь Феодора Тирона в литургических памятниках не имеется. О нем не говорят древнейшие из известных уставов, — Типикон великой Константинопольской церкви IX—X в. и Константинопольского Евергетидского монастыря XII ст., хотя в том и другом памятнике служба субботы первой недели Великого поста посвящена памяти этого святого (А. А. Дмитриевский, Описание I, стр. 115. 519), а песнопевцем XI века Иоанном Евхантским составлен ему особый канон (Филарет, арх. Черниговский, Исторический обзор песнопевцев, стр. 327). В Синайском Канонаре X—XI века нет даже и подобного указания. В виду подобного обстоятельства, введение в церковную практику обычая приносить коливо в честь Феодора Тирона можно считать сравнительно поздними. В пользу такого предположения говорит и тот факт, что молитва над коливом молебного пения Феодору Тирону: «Вся совершивый словом Твоим, Господи», не есть специальная на этот случай молитва, а молитва над коливом в память вообще святых (рукописи, IX—X в. Синайской библиотеки № 957: А. А. Дмитриевский, Описание II, стр. 6; ср. Евхологион Александрийской патриаршей библиотеке XIV в. ibid., стр. 351). Это несомненный признак того, что при составлении службы Феодору Тирону пользовались готовым материалом.
Что касается приношения колива в честь памяти святых и всех вообще усопших, то оно составляет как можно думать, остаток тех древних трапез, или вечерей любви, которые устраивались в древней христианской церкви в дни кончины мучеников и простых смертных. «Мы, — говорит, напр., Ориген, — празднуем день смерти потому, что не умирают те, которые кажутся умершими. Поэтому и поминовение святых совершаем и родителей наших и друзей, в вере усопших, набожно память творим. Когда же совершается память их, тогда созываем благочестивых со священниками и вместе с клиром угощаем верующих» (Толкование на книгу Иова). Существование и устройство агап в дни кончины отмечает также и Иоанн Златоуст (Беседа 27 на 1 посл. к Коринфянам). Право считать приношение колива остатком этих древних трапез дают следующие соображения. Как известно, по действующему ныне церковному Уставу поминовение усопших и приношение за них колива совершаются в Великий пост только в пятницу вечером, субботу неделю и не имеют места в остальные седмичные дни (Последование вечера Сырной недели; см. еще Типикон Константинопольского Евергетидского монастыря XII в. и Типикон 1205 г. Барбериновой библиотеки в Риме III № 69: А. А. Дмитриевский, Описание 1, стр. 523. 827). Подобная практика возникла на почве постановлений Лаодикийского собора 364 г.: «ни памяти мученик творити (в Великий пост), токмо в субботу и неделю; не подобает в Великий пост ни брака, ни памяти по мертвых, ни иного коего пира творити» (50 и 51 пр.). Под «пиром» в память усопших собор разумет вышеупомянутые трапезы, устроявшиеся в древней церкви в дни кончины: — их совершение в четыредесятницу представляется несовместимым со строгостью поста. И если на основании соборного запрещения устраивать в Великий пост трапезы по умершим, церковь отменяет на данное время приношение колива, то само собой понятно, что последнее рассматривается ей, как остаток этих именно погребальных трапез. И действительно, молитва над коливом по рукописи Синайской библиотеки 1153 г. № 973 усвояет его приношении название «Εοχη» — вечеря любви. По ее словам, в приношении колива прославляются Господь и Его Пречистая Матерь, принимают участие все святые и Ангелы. Объединяя церковь небесную и земную, оно подобно вечери Авраама, на которой последний принимал странников (А. А. Дмитриевский, Описание II, стр. 111— 112). Как остаток древних трапез в дни памяти святых и усопших, коливо входит и в настоящее время в состав поминального стола и для него благословляется. «Последование над коливом на трапезу в память празднуемых святых» — читаем в рукописи Святогробской библютеки 1584 г. № 134 (4. А. Дмитриевский, Описание II, стр. 806).
Благословение колива в честь и память святых ограничивалось по древней практике чтением одной из трех молитв: современной — «Сотворивый вся словом Твоим, Господи», или — «Боже Вседержителю, создавый небо и землю и море и вся, яже в них», или «Благословен еси, Господи, единый человеколюбивый и безгрешный» (А. А. Дмитриевский, Описание II, стр. 6. 157. 181. 191. 287; 35. 45. 71. 82. 148. 196, 111). Что же касается благословения колива в память усопших, то иногда оно состояло из одной молитвы: «Владыко, Господи Боже наш, во свете живый», или «Благословен еси Боже отцев наших, создавый человека и введший его в мир», или даже «Вся сотворивый словом Твоим, Господи» (А. А. Дмитриевский, ibid, стр. 110. 111. 148), иногда же принимало форму целого последовании с различным составом в зависимости от того, в память кого приносилось коливо: — мирянина, священника или же монаха (А. А. Дмитриевский, ibid, стр. 327. 771. 921). По cравнению с современным оно имело больший объем, — содержало пение погребального канона и погребальных стихир.
В русской церкви обычай приносить коливо отмечается уже в вопросах Кирика к епископу Нифонту. «Слышал я негде, — говорит Кирик, — что над кутьею за упокой нужно зажигать две свечи или четыре или сколько бы ни было, но чёт, а за здравие пять или три». Клим (один из числа тех, к которым Кирик обращался с вопросами), сказал мне на это: сколько хочешь — и за здравие, и за упокой, но без просфор, ибо просфора проскомисается в алтаре и не кладется на кутью» (проф. Е. Е. Голубинский, История русской церкви I, 2, стр. 396 по 1-му изд.).
* Александр Васильевич Петровский, магистр
богословия доцент Спб. Духовной Академии,
священник Успенской Спасо-Сенновской
церкви в г. С.-Петербурге.
Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 12, стлб. 284. Издание C.-Петербург. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1911 г. Орфография современная.
