После суровых дней немецкого правления при Анне Иоанновне и её мимолетных преемниках (1730—1741 г.), русское духовенство с радостным восторгом приветствовало вступление на престол дочери Великого Петра. Прошла «лютая нечестия зима и возсияло ведро благочестия», — говорили теперь проповедники елисаветинского царствования, вспоминая об ужасах прошлого и печальном положении церкви. В церковно-государственной политике, действительно, повеяло новым духом. Приближенные императрицы Елисаветы (например, граф Алексей Григорьевич Разумовский) настолько же благоприятно относились к духовенству, насколько не любили его министры прежнего царствования. Страдальцы из среды высшей иерархии, сделавшиеся жертвой политической подозрительности аннинского правительства и не получившие еще прощения, со вступлением на престол новой государыни получили свой прежний сан. В 1742 году бывший епископ воронежский Лев Юрлов (лишенный сана в 1730 г.) из расстриги Лаврентия снова сделался епископом Львом; в том же году был возвращен из ссылки архимандрит Платон Малиновой, сосланный по одному из дел Феофана Прокоповича. Императрица питала особенное расположение к архиереям, и Святейший Синод, униженный при Анне Иоанновне, стал возвращать себе свое положение, соответствующее достоинству высшей духовной власти.
Другие стороны церковной жизни все испытали на себе более или менее перемену власти. Белое духовенство, прежде всего, почувствовало это. В аннинское правление Святейший Синод напрасно добивался освобождения служителей церкви от неприличных их сану и тягостных обязанностей, как-то обязанностей полицейских и постойных повинностей. 7-го апреля 1742 г. императорской резолюцией священно и церковнослужители освобождались от хождения с рогатками на караул и на пожары, а дома их от постоя.
В 1746 году малороссийское духовенство, много терпевшее от содержания в своих домах солдат, от дачи подвод для войска и разных незаконных обид и налогов военных властей, особым правительственным указом получило свободу от всех этих тягостей. В 1742 году императрица положила милостивую резолюцию на доклад Синода о сказывающих ложно «слово и дело» священнослужителях, и отселе, вместо позорного для них следствия в тайной канцелярии, за «слово и дело» духовенство стало подсудно духовному суду, исключая случаи явной политической преступности. А в прошлое время много жертв поглотила на этой почве тайная канцелярия. В том же 1742 году, по поводу жалоб сибирского духовенства на притеснения светских командиров, запрещено было брать духовные лица в светские судебные места по каким бы то ни было делам, кроме тяжких государственных преступлений, без сношения с епархиальными начальствами. Честь духовного сана также ограждалась правительством, и лица, виновные в его оскорблении, получали строгое наказание. В 1757 году два помещика рязанской губернии, призвавшие к себе священника якобы для приобщения и надругавшиеся над ним и святыми дарами, приговорены были к наказанию шпицрутенами сквозь строй в 1000 человек 6 раз и к 10 годам казенных работ. Материальная обеспеченность духовенства тоже не была совсем забыта. В этом отношении правительство заботилось о наделении приходских церквей землей. В 1754 г. при новом межевании земель велено было все церковные земли межевать к тем церквям, к которым они приписаны по писцовым книгам, а к церквям, построенным после писцовых книг, отмежевывать определенное (по указу 1680 г.) число земли из земель помещичьих. Бедные церкви, пользовавшиеся помощью правительства в виде ружного жалованья и со времен Петра получавшие половинный оклад, в 1756 г. получили разрешение на оклад полный.
Однако общее направление законодательства по отношению к белому духовенству держалось на почве петровских узаконений. Смягчая суровость немецкого режима, правительство императрицы Елисаветы не отказывалось бороться с такими сторонами его жизни, которые ему казались поставленными ненормально. Нечего и говорить, что бродячее духовенство подвергалось энергичному преследованию. С этим злом боролись давно, и в 1755 году в подтверждение прежних распоряжений велено было бродячих священников в Москве и Петербурге забирать и представлять в Синод. За держание их у себя Синод назначил 50 руб. штрафа. В 1761 году запрещено было пускать их даже на ночлег. Но правительство предпринимало и такие меры, против которых церковь протестовала. Светской власти все казалось, что в духовном сословие много людей праздных, тунеядцев. При Петре I и Анне Иоанновне таковых беспощадно разбирали, записывая в подушный оклад и солдаты. Разборы аннинского царствования отличались особенной жестокостью. При Елисавете духовенство подверглось опять этой растасовке. Правительство того времени строго проводило принцип, что вольных людей в государстве быть не должно, что каждый должен нести определенное «тягло». Поэтому 50-е годы XVIII века были временем закрепощения множества вольного крестьянства. С такой точки зрения смотрели и на духовенство. В 1744 году веление было учинить перепись и всех не служащих священнослужительских детей и излишних причетников с детьми их расписать в цехи, посады, на фабрики и заводы, на помещиков или в военную службу, кто куда пожелает. Тех же, кого никто не захочет записать за собою, отдать — годных в солдаты, а негодных на казенные заводы. Если кто был определен в причт из подушного оклада, то таковых церковнослужителей велено обратить снова в подушный оклад, а священнослужителей оставить при церквях, но детей их, рожденных до поступления в причт, записать в оклад. Синод представил Сенату, что есть много праздных мест при церквях (их, действительно, было в 1740 г. более 9000), и просил отсрочить разбор, пока не удовольствованы церкви. Во внимание к этому представлению велено было пока учинить только перепись и представить ведомости епархиальным начальствам, которые должны были заполнить праздные места. В 1754 году, после конференции Сената с Синодом, было решено произвести разбор на таких основаниях: на праздные места определить из заштатных, хотя бы другой епархии, но в границах одной губернии; оставить известное число для замещения открывающихся вакансий, а остальных расписать, как было раньше предположено. Сенат вообще относился строго к праздному духовенству. В 1748 г. он приказал уже не обращать внимания на желание самих церковников при записи их за помещиками. В 1752 году вышло распоряжение: публиковать о заопределенных церковниках, не пожелает ли кто взять их за себя, а если через месяц желающих не явится, приписывать их к фабрикам и заводам и быть им в крепостном состоянии вечно, за кем они записаны. Синод всеми силами старался оградить духовное сословие от разбора, но это ему плохо удавалось. В 1756 году он просил оставить в духовном ведомстве, хотя малолетних детей разбираемых лиц для определения в школы, однако получил отказ. Тем не менее, по сравнению с разборами прежних лет, разбор при императрице Елисавете не был особенно тяжел для духовенства. То обстоятельство, что он производился при участии церковных властей, значительно его облегчало. На беспощадность аннинского царствования не было ничего похожего.
Если в подобных мероприятиях Елисаветы еще сказывалось её намерение (выраженное в указе 16 августа 1760 г.) следовать законам любезнейшего родителя своего, то в отношении к монашеству и тесно связанному с ним церковно-имущественному вопросу елисаветинское царствование прямо отступило от начал преобразователя. Политика Петра и Анны Иоанновны решительно стремилась изъять из духовного ведения церковные вотчины. В 1738 году коллегия экономии была передана в ведение Сената, и управление имуществами церкви сосредоточилось в руках светской власти. Благоприятное время Елисаветы наклонило вопрос в другую сторону. Когда Синод выступил пред императрицей с ходатайством возвратить в его ведомство церковные имущества, то 15 июля 1741 года Высочайшим указом повелено было коллегию экономии отставить и все доходы с синодальных, архиерейских и монастырских вотчин и прочее, что было в ведомстве той коллегии, отдать в ведомство и управление Святейшего Синода по-прежнему. Это и было то, чего добивалась духовная власть. Хотя в 1757 году и последовало распоряжение, чтобы монастырские и архиерейские вотчины управляемы были не монастырскими служками, а отставными офицерами, но распоряжение это существенно ничего не изменяло. Церковь в церковно-имущественном вопросе при императрице Елисавете получила, таким образом, крупные уступки от правительства. В 1757 году был составлен проект, избавить монастыри и от обременительного для них содержания инвалидов, возложенного на них Петром I. На средства, отпускаемые монастырям для этой цели, решено было построить и содержать инвалидные дома. Но проект этот не осуществился.
Возвращение церковных вотчин в ведение церкви не только соответствовало желаниям церковных учреждений, но способствовало косвенно развитию и другой важной стороны церковной жизни — духовного образования. Ведомство коллегии экономии стесняло экономический быт монастырей и архиерейских домов; между тем на средства последних ложились расходы на школы. В царствование Елисаветы открываются новые семинарии: троицкая (в 1742 г.), воронежская (в 1748 г.; она существовала прежде, но в 1742 году закрылась), тобольская (в 1747 г.), ярославская и костромская (в 1747 г.), владимирская (1750 г.), переславская (в Переславле-Залесском в 1753 г.), могилевская (в 1757 г.) и несколько низших школ. Государыня лично оказывала внимание Александро-Невской семинарии и жертвовала на нее значительные суммы (2000 руб. в 1744 г. и 6000 руб. в 1749 г.). Но прямой поддержки от государства школьное дело не дождалось и при Елисавете, как не видело её при её предшественниках. Содержание школ правительство по-прежнему предоставляло церковным средствам и отказывало даже в частных пособиях, как, например, казанскому арх. Луке, просившему в 1742 г. 7064 р. на постройку больницы при семинарии, и тобольскому митрополиту Антонию, просившему на семинарию деньги, собираемые с венечных памятей.
Литература. Статья П. Веденяпина «Законодательство имп. Елисаветы Петровны относительно православного духовенства» в «Прав. Обозр.», 1865 г. № 5, 7, 10. Знаменский, «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра», Казань 1873 г., стр. 242—268, 441—459; его же «Церковные школы в России до реформы 1808 г.», Казань 1881 г., стр. 175—188. Завьялов, «Вопрос о церковных имениях при им. Екатерине II», Спб. 1900 г., стр. 81—501. Милютин, «О недвижимых имуществах духовенства в России».
* Титлинов Борис Васильевич,
кандидат богословия
Спб. духовной академии
Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 5, стлб. 418. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1904 г. Орфография современная.