Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterЕпископ Васильсурский Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Том 1
Понятие о грехе и важность его. Оброки греха. Грех первородный
Как мы видели в предыдущем параграфе, человек создан прекрасным, разумным, свободным. «Пока в нем пребывали Слово Божие и заповедь, — говорит святой Макарий Великий (Египетский)1, — имел он все. Ибо само Слово было его наследием; Оно было одеждою и покрывающею его славою, Оно было учением... Как в пророках действовал Дух, и научал их, и внутри их был, и являлся им совне, так и в Адаме Дух, когда хотел, пребывал с ним, учил... И Адам, пока держался заповеди, был другом Божиим». Но он был все-таки человек, существо ограниченное, у которого возможность принятия зла всегда присутствовала. Иначе и нельзя. Один Бог обладает всесовершенной, благой свободой. Требовать, чтобы у человека была отнята самая возможность грешить, значит желать, чтобы он был вторым Богом, что логически невозможно, поскольку все совершенное и неограниченное существо может быть только одно. Однако невозможность грешить нельзя смешивать с возможностью не грешить2, а последнее нельзя сравнивать с нашим нынешним состоянием постоянного тяготения к греху.
У нас теперь душа и тело растленны со дня рождения, и потому нам трудно бороться с искушениями, а у Адама природа душевно-телесная была вначале целостна, чиста и невозмутима. Не грешить для него было легче, чем грешить, потому что в первом он имел уже навык, а второе было для него грозная и опасная (Быт. 2, 16-17) новость, неизведанное дело. Но при всем этом, если бы он пожелал нарушить заповедь Божию, то, в силу данной ему свободы, препятствия он не встретил бы. Переход из светлого в темное состояние произошел бы мгновенно, хотя, может быть, и не без борьбы душевной. И человек пожелал — и перешел во мрак; была, как увидим ниже, и борьба.
Попутно разрешу здесь сперва несколько недоуменных вопросов3.
Спрашивают: зачем Бог дал человеку самую свободу, дар опасный и оказавшийся таким гибельным? — Потому что «благоугодно Ему было в тварях не только рабское, бессознательное служение необходимости, но и духовное служение любви.
Существенные черты образа Божия и вместе величия человеческого составляют сила ума и сила свободы. Существо разумное... не может быть несвободным... Поэтому требовать, чтобы Бог создал тварь сознательную и разумную, но не давал бы ей свободы, значит требовать, чтобы Бог истины, Которому невозможно солгать (Евр. 6, 18), оставил Свою тварь в постоянном самообольщении и обмане... Следовательно, роптать на Бога за дар свободы значит роптать на Него за то, что Он слишком благ и милостив к человеку, — роптать, зачем Он так возвысил человека и зачем не уравнял с животными». И странное дело, в государственной и личной жизни мы требуем везде и всегда свободы, но когда нас требуют к отчету, упрекаем в своих собственных поступках тех, кто нам даровал ее. Говорим: хоть бы ее не было.
Но если, говорят, свобода есть столь высокое и существенное достояние человеческого духа, то зачем же Творец дал ей возможность зла? Разве Он не мог создать свободу без этой гибельной возможности?
«Потому же, — отвечает святой Василий Великий, — почему и ты не тогда признаешь служителей исправными, когда держишь их связанными, но когда видишь, что добровольно выполняют пред тобою свои обязанности. Поэтому и Богу угодно не вынужденное, но совершаемое добровольно. Добродетель же происходит от произволения, а не от необходимости...»
А если от необходимости — это уже не добродетель. «Какая честь огню, что он жжет? — продолжим словами св. Григория Богослова, доказывающего, что невольное целомудрие скопцов — не добродетель. — Жечь — природное его свойство. Или — воде, что течет вниз? Это свойство дано ей от Творца. Какая честь снегу, что он холоден? Солнцу, что светит? Оно светит и поневоле. Покажи мне, что желаешь добра...»
Богохульничают еще неверы и так: сравнивают Бога с отцом, который, чтобы испытать сына, намеренно вводит его в искусительное и опасное состояние. Но, говорит святой апостол Иаков, брат Господень, Бог не искушает ни когоже (Иак. 1, 13). А Адам, как говорит святой Макарий Египетский (см. выше), обладал великими дарами благодати Св. Духа. И Господь оградил его со всех сторон, оставалось Адаму только пожелать добра.
Если же требовать, чтобы Бог еще создал в нем Сам и это желание добра, то что же остается на долю свободного человека? Не значит ли это сокрушать эту самую свободу и спасать насильно? Итак, не было ни искушения, ни насилия.
«Но к чему, говорят, заповедь? Зачем среди рая древо познания, искушение, случай греха?.. — Что касается до древа познания, то оно было простое средство, которым свобода могла обнаружить принятое ею направление к добру или ко злу. В пустыне при Синае евреи, не имея из чего сделать идола, слили его из золотых серег, которые они взяли из ушей своих жен и дочерей (Исх. 32, 2-4). Не женские же украшения были причиною идолопоклонства. И в раю человек, возмечтавший быть равным с Богом и независимым от Него, нашел бы и иное средство, которым бы обнаружил свое отпадение от Бога, если бы не было запрещенного древа».
Но зачем заповедь? «Затем, — отвечает святой Григорий Богослов, — чтобы, сохранив ее, заслужить славу. Дана не потому, что Бог не знал будущего, но потому, что Он постановил закон свободы». «Заповедь, — говорит святой Иоанн Златоуст, — для того, чтобы человек, возносясь мало-помалу мыслью, не подумал, будто все видимое существует само собою, и не возмечтал высоко о своем достоинстве, а чтобы, напротив, помнил, что и у него есть Господь, по благости Которого он пользуется всеми благами»4.
«Заповедь не только не затрудняла свободу на пути добра, но, наоборот, как и все заповеди Божии, была светом, просвещающим очи человека (Пс. 18, 9)». Она определяла истинное направление всей его жизни, то есть послушание, повиновение воле Божией.
«Но, говорят, известно, что запрещение раздражает желание». Действительно, это и святые признают5, и даже само Священное Писание (Притч. 9, 17; Рим. 7,8). Но последнее же и объясняет, в чем, собственно, дело (Рим. 7,7,9-13). Св. Иоанн Златоуст так объясняет этот последний текст:
«Когда питаем к чему-либо вожделение, и нам воспрещают, — то тогда огонь вожделения возгорается сильнее. Но это происходит не от закона; он запрещал с тем, чтобы отвесть от вожделения. Грех же, то есть твоя беспечность, твоя злая воля, самое добро употребили во зло. А в худом употреблении лекарства виновен не врач, а больной. Бог не для того дал закон, чтобы им воспламенять похоть, но для того, чтобы угашать ее. Хотя вышло противное, но виновен в том не закон, а мы. Несправедливо было бы винить того, кто больному горячкою, который рад непрестанно пить холодное, не дает много пить и тем усиливает в нем столь пагубное для него вожделение. Дело лекаря только запретить, а воздерживаться должен сам больной. Что из того, ежели грех получил повод посредством закона? Худому человеку и доброе приказание служит часто поводом сделаться порочнее. Так диавол погубил Иуду, ввергнув в сребролюбие и соделав вором принадлежащего нищим. Но не вверенный ему денежный ящик был причиною погибели, а худое расположение воли»6.
«Но с какою же целью, — снова спрашивают, — допущен в рай искуситель, и притом столь хитрый и сильный во зле?.. — Бог не возбраняет диаволу искушать человека по тому же, почему не возбраняет и человеку сорвать смертоносный плод с древа познания. Для этого Богу надлежало бы ограничить их свободу, даже отнять ее у них, но нераскаянна дарования Божии (Рим. 11, 29). Адам — не ребенок, чтобы насильно отводить его от искусителя и укрывать от него опасные предметы; диавол является в рай не как притеснитель человека, но как обольститель, действовавший орудиями, которые хотя могут действовать на свободу, но не могут ее принудить, стеснить, приневолить».
И опять без конца допытываются бесстрашные люди: «Зачем же Бог создал существа, о которых знал, что они не устоят в добре и погибнут? Не больше ли было бы благости вовсе не давать им жизни, чем дать ее на погибель?» На это можно ответить следующими словами св. Иоанна Дамаскина: «Если бы для тех, которые, по благости Божией, предназначены к бытию, послужило препятствием к получению бытия то, что они по собственному произволению сделаются злыми, то зло победило бы благость Божию». Но думать так нечестиво и кощунственно. «Движимый беспредельной любовью, Бог воззывает к бытию существа Себе близкие и подобные, сознательные и свободные, назначает целью их бытия участие в Своем собственном блаженстве, провидит их падение, но и предопределяет их спасение. В предвечном совете Св. Троицы определено как сотворение человека, так и искупление его. Посему-то Спаситель наш и называется Агнцем закланным прежде сложения мира (Откр. 13, 8)».
Таким образом, грехопадение человека ничего не изменило в вечных и благих планах Божиих, потому что и самому человеку не служит камнем преткновения для получения райского блаженства. Вся разница только в том, что раньше, до грехопадения, путь человека к бессмертию и блаженству шел чрез послушание сладостное и легкое, а теперь — чрез острое, мучительное, скорбное, кратко сказать, через Голгофу — хотя и свою маленькую, человеческую — страданий...
Что же касается до гибели некоторых людей окончательной, вечной, то отчасти (понять всего этого мы своим умишком не можем) это положение разъясняют следующие слова св. Иоанна Златоуста:
«Бог знал, что Адам падет, но видел, что от него произойдут Авель, Енос, Енох, Ной, Илия, произойдут пророки, дивные апостолы — украшение естества, и богоносимые облака мучеников, источающие благочестие».
Но скажут: каждый дорог сам себе. Не только себе, но и Богу. Сам Господь уверяет нас, что на небе великая бывает радость и об одном грешнике кающемся (Лк. 15, 7). И чего Бог не сделал и чего не делает, чтобы грешник не погибал в грехах, а покаялся и обратился? «Но перестанем, — говорит святой Василий Великий, — перестанем поправлять Премудрого. Перестанем доискиваться того, что было бы лучше Им сотворенного. Хотя сокрыты от нас причины частных Его распоряжений, однакоже утвердим в душах своих следующее положение: от Благого не бывает никакого зла».
Итак, зло, существующее в мире, не есть дело рук Божиих, но самосозданное произведение человеческой свободы. Начало всякого зла на земле есть падение, или преступление Адамово, к которому сейчас и обратимся.
Грехопадение первых людей. Непогрешимым Адам был только в единении с Богом, при помощи благодати Его, а без нее, если бы и хотел не грешить, это было бы не в его силах. Благодать же любит смирение, послушание, веру, любовь и все прочие прекрасные добродетели. Как только человек уклоняется от них в сторону (то есть попадает в грех, ибо вне добродетелей тьма и грех) — сейчас обнажается от покрова Божьего и падает. А если не уклоняется, то — могущественен, и никто его победить не может. Правда, воля его свободна уклоняться к добру или ко злу, но она последнего не хочет, потому что при ней благодать, и благодать при ней потому, что она не хочет уклоняться ко злу. Ибо самое хотение-то добра и зла предоставлено Богом свободной воле человека.
Диавол хорошо знал все это и потому возбуждает в первых людях гордость и прочие страсти. Этим он обнажает их от добродетелей и благодати. А когда последняя отходит от человека, то он, как беззащитный, падает. Он видит теперь себя нагим не только по духу, но и по телу, чего прежде не видел, потому что носил духовное одеяние Славы Божией. Оно облекало красотою его душу и преображало тело (Быт. 2, 25; 3, 7).
Хотя рассказ о грехопадении наших прародителей всем известен, но я вкратце разберу его снова, чтобы пояснить предшествующие мысли.
Диавол, войдя в змия7, старается возбудить в Еве какое-либо нарушение закона (1 Ин. 3, 4), какую-либо страсть. И он возбуждает в ней сомнение: точно ли слово Божие она слышала от мужа? Может быть, это ее собственная личная догадка или просто суеверие, что нельзя есть плодов от древа познания? Ева позволила себе быть настолько невнимательной и несобранной, что не только не спохватилась о том, что слушает первые лживые слова в своей жизни и против кого же — против Бога, — но еще и открыла чужому лицу данную им от Господа заповедь, что делать и теперь не позволяют старцы своим ученикам8. Но заповедь передала неточно, прибавила от себя слова «и не прикасайтесь к ним» (плодам) (Быт. 2, 16-17; 3, 2-3). Змий-диавол понял, что яд его подействовал растлевающе. Правда, он возбудил не то, что хотел, но все-таки возбудил нечто худое — вместо чувства любви к Богу и благоговения к Нему как Законодателю, в Еве действовал уже страх, если не животный, то, во всяком случае, рабский. Чувство дочернего достоинства в Еве затмилось, она уже, следовательно, сильно поколебалась в духовном устроении. И сатана видел, что дальше ему будет уже легче убеждать ее в своем обольщении. Заметив, что Ева держится еще за заповедь только потому, что боится смерти, он направляет удар прежде всего сюда и старается успокоить ее в этом отношении: «Нет, — говорит, — не умрете»9. Потом начинает прокладывать себе путь дальше. Цель его — как можно больше запутать Еву и затемнить ее сознание ложью, ибо ложь помрачает чистоту душевных очей. Поэтому дальше он старается нагромоздить ложных слов как можно больше.
Он уверяет, что дело совсем не так обстоит, как Ева его понимает, наоборот, не только она с мужем не умрет, но даже больше, они достигнут через вкушение от запрещенного древа новой степени совершенства, самой божественности. Знал-де это Бог, и потому скрыл от них правду... «Две мысли могло возродить такое описание древа познания: или ту, что Бог по зависти возбранил его, чтобы не иметь причастников Своего естества, или ту, что Адам извратил истинный смысл Божией заповеди. Одна другой выгоднее была для искусителя, но в Еве удобнее предполагать можно последнюю»10.
Цель была достигнута — Ева окончательно потеряла путь к истине, то есть к заповеди Божией, забыла про нее и стала взирать на древо запрещенное уже с новой точки зрения, с той, с какой предлагал ей посмотреть на него искуситель. Она добровольно, возбужденная любопытством, недоверчивостью, предвкушая то чувство наслаждения, которое испытает, если сорвет запрещенный плод, позволяет себе желание прибавить к обладанию всем раем еще и это древо, хотя такое же, как и другие, по природе, но до сих пор запрещенное. Наконец, сосредоточивает свои мысли на обещанном искусителем всезнании и равном с самим Богом достоинстве. За возбуждением трехчастной похоти (1 Ин. 2, 16) следует самый грех, несмотря на то, что благодать, конечно, всячески внушала Еве остановиться и не переступать заповеди Божией. Ибо не за углом ведь все это происходило, а пред очами Невидимого, но Всевидящего Бога. Но Ева предалась уже внутреннему влечению и от плода яде. И даде мужу своему с собою, и ядоста (Быт. 3, 6).
Так произошло преступление, больше которого не было уже в последующей истории человечества, ибо, чтобы загладить его, понадобилась смерть Самого Единородного Сына Божия! «Здесь были, — говорит блаж. Августин, — и гордость, потому что человек восхотел находиться во власти более своей, нежели Божией; и поругание святыни, потому что не поверил Богу; и человекоубийство, потому что подвергнул себя смерти; и любодеяние духовное11, потому что непорочность человеческой души нарушена убеждением змия; и татьба, потому что воспользовался запрещенным древом; и любостяжание, потому что возжелал большего, нежели скольким должен был довольствоваться»12.
Что такое грех? При легкомысленном отношении к описанию самого факта грехопадения, занимающему в Библии всего один стих (Быт. 3, 6), можно принять преступление Адама за детский поступок. Но не так посмотрел на это Господь, и не таков он на самом деле. Адам был изгнан из рая, 930 лет нес на земле труды и скорби, возделывая ее и сидя «прямо рая, и свою наготу рыдая плакаше»13, вкусил в наказание самую смерть, после того как предназначен был к бессмертию, и наконец пошел душою и телом в землю, от которой взят был, и все же — умер не примиренный окончательно с Богом14. Нужно было еще пять тысяч лет страданий его потомков, для того чтобы пришел в мир Примиритель (Быт. 49, 10) и для того чтобы человечество почувствовало всю необходимость в Нем. Вот к чему привело грехопадение прародителей!
Нам все кажется малым и незначительным оно потому, что мы не отдаем себе отчета в том, Кого мы оскорбляем! Однако мы можем несколько правильнее представить дело, если примем в рассуждение, что незначительный проступок, допущенный нами в отношении незначительного человека совсем не то же, что подобное деяние, совершенное публично в отношении главы государства. Но ведь тут, все-таки, по существу, разницы между заинтересованными лицами нет, а есть только различие по их общественному положению. Разница же между нами и Богом, пред Которым вся вселенная и ecи языцы аки плюновение вменяются, то есть и плевка не стоят, как говорит пророк Исаия (40, 15), — несоизмеримая. Как же страшны, глубоки и велики наши преступления (грехи) против Него!
Адам, следовательно, удовлетворяя свою самость, похоть и гордость, не то только сделал, что на одно лишь яблоко или какой-либо другой плод (в Библии не сказано) убавил их громадное количество в раю, а допустил себя поставить нарушением Господней заповеди («ослушанием», «непослушанием», Рим. 5, 19) во враждебное отношение к Богу (ср. у апостола: врази бывше... потому и: примирихомся Богу смертию Сына Его, Рим. 5, 10; надо было, следовательно, не простое посредничество, 1 Тим. 2, 5, но примирение, да еще чрез позорную смерть Единородного Сына!), в очах Которого малая песчинка и пламенеющий серафим одинаково несовершенны и ограниченны!..
Разбирая вопрос о грехе с общей точки зрения, по его внутренней стороне, уже из предыдущих слов блаж. Августина мы можем видеть, какая язва этот грех. Рассмотрим это подробнее.
Что же такое грех? Грех есть беззаконие (η αμαρτια εστιν η ανομια), — так определяет его святой апостол Иоанн Богослов (1 Ин. 3, 4).
Здесь в греческом тексте обращает на себя внимание член, поставленный как при подлежащем, так и при сказуемом. По свойству греческого языка это означает, что апостол под словом η αμαρτια разумеет не одно из многих прегрешений, но именно грех как таковой, как совокупность всего греха, сущего в мире, грех в его метафизическом корне, как грех. Равным образом, η ανομια «значит не одно из беззаконий, не беззаконие вообще, а беззаконие, по преимуществу заслуживающее это название, — то, что несет в себе самое начало беззаконности», деяние, в высшей степени соединяющее в себе все то, за что отдельные беззакония называются беззакониями, — само Беззаконие. Все вместе показывает, что грех есть извращение закона, «того Порядка, Который дан твари Господом, того внутреннего Строя всего творения, которым живо оно, того Устроения недр твари, которое даровано ей Богом, той Премудрости, в Которой — смысл мира»15.
Грех есть не немощь какая-нибудь человеческая16, не следствие ограниченности человека17, не простое влечение чувственности18, а сознательно-добровольное отторжение от Бога в сторону самолюбивой, гордостной самозаключенности и самообожествления.
Он имеет, как мы увидим при дальнейшем изложении, свои степени развития. Теперь же достаточно сказать, что на небе крайнюю степень зла осуществил первый из блаженных духов, падший Денница, сатана — он человекоубийца бе искони (απ αρχης, от начала) и исперва (απ αρχης, от начала) согрешает (Ин. 8, 44; 1 Ин. 3, 8); на земле во всей широте и глубине проявит грех один из последних нечестивых представителей людского рода при конце мира — человек беззакония, противник и превозносяйся паче всякого глаголемаго Бога или Чтилища, якоже ему сести в Церкви Божией, аки Богу, показующу себе, яко Бог есть (2 Фес. 2, 4). Это антихрист19. Тот и другой есть насыщенная, нераскаянная, ожесточенная гордость. Один в духовном мире в начале его бытия, другой — в материальном, плотском при его конце.
Это заклятые враги Божии, стоящие на предельных гранях первого миробытия и имеющие соединиться воедино. (Сатана войдет в антихриста, и последний будет бесноватый, но только сидеть в нем будет не маленький бес, как в нынешних одержимых, а сам глава демонов и владыка ада.) В них сконцентрировано и соединено, как в фокусе, все то, что в отдельных лицах находится только частично.
Но и осуществляемый частично, и не только делом, но даже и мыслью, грех все же, как в некоем малом семени, носит в себе все возможности того страшного, непостижимого для самой человеческой мысли, зла, конкретное осуществление которого мы только что видели на примере сатаны и антихриста. Грех всегда сказывается как некая чудовищная по своей природе противоположность всему Божественному, всему истинному, всему доброму, всему прекрасному. Грех есть дело диавольское, ложное, нечестивое, гнусное. Бог есть жизнь (Ин. 14, 6), грех есть смерть (Иак. 1,15; Рим. 6, 23); Бог есть Любовь (1 Ин. 4, 8), грех есть ненависть (1 Ин. 3, 14-15); Бог — Сущий (Исх. 3, 14), грех есть не сущее (Пс. 9, 36)20.
Грех есть величайшее зло. Вот как мыслит об этом святитель Тихон Задонский21.
«Всяким грехом величество Божие оскорбляется... Грехом закон Божий, вечный и непременяемый, разоряется... Когда грешит человек и закон Божий преступает, то он разрушает то Божие установление и узаконение, которое вечно нерушимо и цело должно быть; и тако человек разоряет тое, что Бог установил... Диавольское дело есть противиться Богу и не покоряться Ему (1 Ин. 3, 6, 10; Ин. 8, 44)... Грешник, творящий грех и не хотящий каяться, сего князя тьмы, как сын отца своего, нравами в себе изображает и самым делом показует, что он от того скверного отца есть... Внимай всему всяк и рассуждай, чей еси сын, хотя и имя Христово на себе носиши».
«Грех есть преступление и разрушение вечного и непременяемого Божия закона, ослушание и противление святой Божией воле», — говорит немного выше тот же святой отец22.
Оброки греха. Оброцы греха смерть, — глаголет божественный апостол (Рим. 6, 23). Иначе не мыслят и святые отцы. «Всякий грех есть смерть души», — отмечает святой Григорий Богослов23. «Грех есть смерть», — вторит ему и преп. Симеон Новый Богослов24.
Смерть есть разрушение, разложение, тление, уничтожение. Как чрез дуновение Божие25 в лицо первого человека в нем заблистала не одна жизнь, а целая радуга разноцветных жизней (נשמת־חייס нишмат хайим: дыхание жизней) — жизнь растений, жизнь животных, жизнь ангельская, жизнь временная и вечная, жизнь по образу мира и по образу Божию26, — так и чрез тлетворное дыхание сатаны, то есть через грех, в человеке воцарилась смерть в обеих частях человеческого существа, духовной и телесной. А с человека, как некая зараза, перешла и на все окружающее. И до чего коснулась она своею костлявой рукой — позволю себе это поэтическое сравнение, — все то обратилось в прах и тлен, разрушилось, разложилось, уничтожилось, погибло. Таким образом, та же свобода, которая явилась причиною греха, сделалась и причиною наказания человека (2 Петр. 2, 19). И в этом сказалась великая милость Божия. «Бог попускает смерть, но делает ее кончиною греха, ею же наказует грешника, ею же и милует. Всякий ум возблагоговеет пред непостижимою премудростию, которая, попуская зло, как дело свободы, нисколько не стесняя свободы, обращает зло в добро, и все горькие следствия зла, не отнимая у них горечи, в которой — наказание греха, растворяет живописною и сладостною силою любви и милосердия к грешнику»27.
Итак, ряд жизней сменился рядом смертей28. Человек весь растлился по телу и по душе, растлилась из-за него и природа. В деталях эта картина представляется так.
Прежде всего, с удалением от Бога Адама постигла смерть духовная (Быт. 2, 17; Иез. 33, 12).
«Удаление души от Бога есть смерть для нее, — учит святой Симеон Новый Богослов вслед за всеми древними отцами. — Как тело умирает, когда отделяется от него душа, так и, когда от души отделяется Дух Святой, душа умирает»29.
Отсюда же искажение образа Божия в человеке. Про Адама сказано, что Господь «по подобию Божию создал его» (Быт. 5, 1), но про сына Адама сказано уже по-иному в Библии : «...и родил Адам (сына) по подобию своему (и) по образу своему...» (Быт. 5, 3). Это означает, что образ-то Божий в человеке остался — ибо он в существе своем неуничтожим30, — но светлость его затмилась и красота исказилась. Адам прибавил к нему нечто «свое», то есть грехи...
Помрачение душевных сил и способностей (Быт. 3, 8). Здесь слово «скрылся» (Адам от лица всевидящего Бога) очень наглядно объясняет это горестное положение.
Смерть телесная. Здесь разница от предыдущего состояния смерти (духовной — см. выше) та, что тело сперва растлилось и потом (через 930 лет) умерло, потому что вышла из него душа. Но с душою было не так: она прежде умерла, потому что отошла от нее божественная благодать, а потом растлилась31.
Изгнание из рая (Быт. 3, 23).
Болезни, скорби, страдания (Быт. 3, 16-17, 19).
Проклятие земли (Быт. 3, 17-18).
Непослушание животной, бессловесной твари.
Только часть ее осталась в подчинении человеку — и то не добровольно, если можно так выразиться (потому что воли у ней и нет), но по повелению Творца, — именно те животные, в услужении которых человек наиболее нуждается (те, которых неведающая Бога наука, по невежеству, называет «прирученными», а правильнее, «домашними») (Рим. 8, 20)32.
Первородный грех.
«Первородный грех, — учит и верует святая Православная Церковь33, — есть преступление закона Божьего, данного в раю прародителю Адаму... Сей прародительский грех перешел от Адама во все человеческое естество, поелику все мы тогда находились в Адаме; и таким образом чрез одного Адама грех распространился на всех нас. Посему мы зачинаемся и рождаемся с сим грехом...
Первородный грех не может быть заглажен никаким покаянием; он изглаждается только благодатиею Божиею, чрез воплощение Господа нашего Иисуса Христа и пролитие Честной Крови Его. Действие сие совершается в таинстве святого крещения. Посему кто не крестился, тот не освободился от сего греха, но подлежит гневу и вечной казни, по словам: Аминь, аминь глаголю тебе, аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие (Ин. 3,5)».
От самого греха надо отличать его следствия.
«А бременем и следствиями падения, — пишут восточные Патриархи в своем Послании о православной вере (присланном нашему Священному Синоду в 1723 году), — мы называем не самый грех... но удобопреклонность ко греху и те бедствия, которыми Божественное правосудие наказало человека за его преслушание, как-то: изнурительные труды, скорби, телесные немощи, болезни рождения, тяжкая до некоторого времени жизнь на земле, странствования и напоследок телесная смерть»34.
Таким образом, человек — возьмем взрослого для большей ясности — выходит из купели крещения чистым от грехов, но это не значит, что купель вместе с грехами отняла у него и тяготение к ним. Нет, оно остается. Стремление к страстям уничтожается долгим подвигом, чрез насаждение в себе противоположных им добродетелей, при помощи благодати Христовой. Когда Дух Святой вселится в человека, тогда сожжет все терния и уничтожит всякое земное пристрастие. Для этого-то, для окончательного избавления от страстей, Господь и попустил развиться многообразным следствиям греха. Внимательное отношение к ним, соединенное с благодарением Бога, сильно облегчает человеку борьбу с грехом.
О первородном грехе говорят следующие места Священного Писания: Иов. 14, 4-5; Пс. 50, 7; Притч. 20, 9; Ин. 1,29; 3,3; Рим. 5, 12, 15, 17,19.
Примечания:
1. Св. Макарий Египетский. Духовные беседы, послания и слова. М., 1852. С. 127-128. Беседа 12.
2. Блаж. Августин различал эти два состояния — возможность не грешить (posse non ресоrе) и невозможность грешить (non posse ресоrе). Первое есть состояние Адама до падения и святых людей, достигших здесь, на земле, блаженного бесстрастия; второе — удел ангелов и святых душ, по смерти своей сподобившихся вечной жизни в Царствии Небесном.
Возможность не грешить при постепенном укреплении в добре перешла бы в невозможность грешить, как было и с ангелами, говорит блаж. Августин. Некоторые из блаженных духов пали по своей свободной воле, а другие по той же свободной воле устояли в добре. Теперь они награждены за этот подвиг постоянной неудобопреклонностью ко злу. Человек же поступил по примеру не ангелов, а бесов. Вместо того чтобы совершенствоваться в невозможности греха, он осуществил возможность зла. (Блаж. Августин. De correptione et gratia. Cap. XXII, IX; Голубинский Ф., Левитский Д. Премудрость и благость Божия в судьбах мира и человека. О конечных причинах. СПб., 1894. С. 101.)
3. Пользуюсь готовыми рассуждениями из книги: Голубинский Ф., Левитский Д. Премудрость и благость Божия... С. 102-121.Письмо 2. О происхождении зла нравственного и физического.
4. Беседы на Книгу Бытия. Беседа 16. Цит. по: Макарий, митр. Московский. Православно-догматическое богословие. Т. 1. С. 474.
5. См. ниже слова св. Иоанна Златоуста.
6. Цит. по: Феофан, еп. Толкование первых восьми глав Посланий св. апостола Павла к римлянам. М., 1890. С. 403-404.
7. Диаволу надо было замаскировать себя; не в своем же — страшном по падении — образе являться. Но в человеческом виде нельзя было, потому что, кроме Адама и Евы, других людей на свете не было; в ангельском — тоже, ибо те речи, которые предполагал вести с Евой сатана, были совершенно не ангельского свойства. И план его мог бы не удаться. А выбрав змия (Библия прибавляет, что он был тогда смышленней всех зверей; следовательно, открывшаяся способность в нем говорить и рассуждать могла уже не произвести поразительного впечатления на Еву), сатана мог надеяться на больший успех, чем во всяком ином случае.
8. См.: "Основы", Отдел III. Гл. 10. Послушание.
9. И теперь так же со всеми поступает, то есть отнимает, прежде всего, спасительный страх смерти у человека, а потом уже делает с ним, что хочет. О значении памяти смерти в духовной жизни см.: "Основы". Отдел III. Гл. П. § 8. Память смерти.
10. Филарет, митр. Московский. Записки на книгу Бытия, 1, 53-57. Цит. по: Городков А. Догматическое богословие по сочинениям Филарета, митр. Московского. Казань, 1887. С.109.
11. Некоторые думают, что и телесное; то есть что «падение первых человеков есть не что иное, как супружеское совокупление Адама и Евы». Но, говорит митр. Филарет, если бы действительно «диавол искушал Еву к тому, о чем думают новые толкователи, то он был бы на этот раз не так хитер, как обыкновенно, и очень недогадлив. В этом случае не нужно было бы ему идти ненадежным путем лжи и клеветы: он мог бы начать дело с чистой истины. К чему было бы в этом случае и что мог бы значить вопрос: Что яко рече Бог, да не ясте от всякого древа райскаго? Искуситель надежнее для своей цели мог бы спросить: "Почему вы не исполняете сказанного вам Богом: раститеся и множитеся?" В этом случае и согрешившим прародителям следовало бы сказать (Богу) в свое оправдание: "Мы сделали то, что вело к исполнению заповеди, раститеся и множитеся, доселе нами не исполненной и не изведанной". Если бы познать жену было первое преступление, погубившее род человеческий, то как мог бы сказать апостол, что честна женитьва во всех и ложе не скверно (Евр. 13, 4)? Это было бы несогласимое противоречие Слова Божьего самому себе». Рассказ Моисея ясно говорит, что «Ева согрешила прежде одна, а не вместе с мужем. Как же мог бы написать это Моисей, если бы он писал иносказание, которое здесь желают найти?» (Письма митр. Филарета к А. Н. Муравьеву. № 124-125.)
12. Enchirid. Cap. XLV. Цит. по: Малиновский Н., прот. Очерк православно-догматического богословия. Сергиев Посад, 1911. С. 314. См. также: Макарий, митр. Московский. Православно-догматическое богословие. Т. 1. С. 486.
13. Славник на стихиры и на «Господи воззвах», за великой вечерней в Прощеное Воскресенье (Неделю сыропустную).
14. В отношении Адама это не значит, что он не спасся (говорить так богохульно, ибо тогда значило бы, что «Бог побежден и злоба змия превзошла волю Божию» — св. Ириней, см. ниже), но значит только, что не дожил до исполнения обетования (Быт. 3, 15; Евр. 11, 40) о Христе Иисусе и сошел вместе с другими ветхозаветными святыми и праведниками в преисподнюю ( שאל, шеол: Быт. 37, 35). Это произошло для того, как объясняет апостол, «чтобы они не без нас достигли совершенства» (Евр. 11, 40). А что Адам спасся, говорит подробно и прекрасно св. отец первохристианской Церкви Ириней Лионский (Против ересей. СПб., 1900. С. 306-313. Кн. III. Гл. 23), а также Тертуллиан, Ориген и само Писание (Прем. 10, 1).
15. Все это рассуждение взято из книги: Флоренский П. Столп и утверждение истины... С. 168-170, passim.
16. Правда, есть грехи немощи (Рим. 7, 19), но осмелимся ли мы это сказать про себя? Каждый должен сознаться, что в большинстве случаев повседневно мы грешим без борьбы, без упреков. С радостью, даже с любовью и наслаждением. О какой немощи тут говорить? Здесь не немощь свободы, а совершенное равнодушие к добру и заповедям Христовым, здесь холодность, вражда, даже ненависть к ним. Как можно говорить, что грех есть «немощь», когда бывает, что сила греха и пожелания свирепствуют в душе со всей опустошающей страстью, а тело, превратившееся от страсти в тряпку, уже отказывается служить грубым удовольствиям; или когда страсть сребролюбия в жестокосердом скупце вырабатывает в нем громадную энергию в силу отречения не только от удовольствий, но и от необходимых жизненных надобностей? Ср.: Голубинский Ф., Левитский Д. Премудрость и благость Божия... С. 123.
17. Говорят: «Мы не святые, мы люди маленькие...», а то еще дерзостнее: «Я ведь не всеведущ и не всемогущ, потому и святым быть не могу...» Или: «Я ведь не ангел» — и после этого со спокойной совестью занимаются любовной страстью, вином, картами и прочим. «Правда, наши силы ограничены, но ведь и обязательства, на нас лежащие, не бесконечны, а в точности соответствуют нашей природе, — говорит еп. Феофан Затворник. — Если б от нас стали требовать ангельской жизни, мы могли бы извиняться, не успевая в ней. А если, будучи человеками, живем не по-человечески — чем извиняемся?» (Начертание христианского нравоучения, М., 1896. С. 147. О грехе).
Вообще же говоря, ограниченность не есть ни зло, ни его начало (например, простоватый человек не только может не уступать умному в благочестии, но и превосходить его, что обыкновенно и бывает — Лк. 10, 21), зло не есть скудость, ограниченность в добре, и потому нельзя говорить: разврат есть недостаток или очень слабая степень целомудрия». Нет, разврат есть совершенное искоренение целомудрия, изгнание его из души, противоположность целомудренной жизни.
18. «Что же, — "оправдываются", — мы не виноваты в грехе, телом ведь обложены. Сам Бог заложил семена влечения, например, к другому полу...» Не во влечении — грех, а в неправом его направлении. Плоть не должна главенствовать над духом. Да потом и то надо сказать, что некоторые не поддаются чувственным грехам, но осуждаются иногда больше поддающихся (Лк. 18, 10-14).
19. Между прочим надо заметить, что греческий предлог αντι имеет, кроме основного значения «против», еще другое: «вместо». Следовательно, «антихрист» означает не только «противник Христу», но и «вместо Христа», то есть человек, который попытается заменить людям собою Христа, который выдаст себя (иудеям) за пришедшего (и ожидаемого ими) Мессию (Ср.: Ин. 5, 43). В том и другом случае бездна гибели заключается в самообожествлении. На это же диавол соблазнял и прародителей.
20. Св. Василий Великий так богословствует о сем: «Бог, всегда сущий и не имеющий предела бытия, не допускает конца Своего бытия. А грех никогда не существует сам по себе и не мыслится как особая сущность (υποστασιξ). Но чрез оскудение добра получая существование более в делающих грех, нежели в том, что сделано худо, неправедными делами образуется в духовную тьму, которая, впрочем, рассеивается светом правды (потому что свет во тьме светится, Ин. 1, 5) и продолжается только до конца самых неправд. Ибо с прекращением лукавых дел и существование греха вместе уничтожается. Сказано: изыщется грех его и не обрящется (Пс. 9, 36), хотя бы наказание за грехи и было соблюдаемо для грешников и мучение за неправды было нескончаемо» (Творения. Т. 5. Сергиев Посад, 1892. С. 366-367. Подвижнические уставы. Гл. 4).
21. Творения. Т. 2. М, 1889. С. 115-120, passim. Об истинном христианстве. Кн. 1. Ч. 1. Ст. 3. Гл. 1. § 44. Какое великое зло есть грех.
22. О грехе и его свойствах так или иначе говорили все святые отцы, процитировать которых нет возможности. Укажу некоторые работы на русском языке, помогающие выяснению вопроса: Введенский Д. Учение Ветхого Завета о грехе. Сергиев Посад, 1901; Вемпистров В., Свящ. Грех, его происхождение. Сущность и следствия. М., 1835; А. И. Учение Лейбница о происхождении и сущности зла // Вера и Разум. 1905. № 2; Навиль Э, Вопрос о зле. М., 1872 (см. также: Православное Обозрение. 1871. № 4, 5, 11, 12); Голубинский Ф., Левитский Д. Премудрость и благость Божия... Письма 2 и 3.
23. Творения. Т. 3. С. 192. Слово 37.
24. Творения. Т. 2. С. 174. Слово 67.
25. Быт. 2,7. Существо сего Божественного действия выше разумения человеческого: оно показывает только начало и образ бытия души человеческой, отличный от образа бытия тех душ, которые были сотворены прежде. См.: Филарет, митр. Московский. Записки на Книгу Бытия. СПб., 1816. Гл. 1,37-38.
26. Ср.: Филарет, митр. Московский. Записки...
27. Голубинский Ф., Левитский Д. Премудрость и благость Божия... С. 148.
28. Собственно, смертей у человека по падении стало только две — душевная и телесная. Здесь под смертью я разумею гибельное поражение различных сторон человеческого существа, все равно, принадлежат ли они к духовной или плотской области.
29. Творения. Т. 2. С. 233. Слово 73; Т. 1. С. 44. Слово 4.
30. Ср.: "Основы". Отдел III. Гл. 3. § 5. Тщеславие.
31. Св. Симеон Новый Богослов. Творения. Т. 2. Слово 73. Т. 1. Слово 4.
32. Апостол в Рим. 8, 20 говорит только о подчинении твари суете (в чем она состоит, у отцов и учителей Церкви существуют различные мнения). Но если Бог, лишая человека чести царя природы после грехопадения, вывел из-под его власти большую часть животных — ибо и так можно истолковать эту суету, о которой говорит апостол, — то, конечно, оставшаяся малая их частичка продолжает служить также не без воли Творца. Св. отцы определенно говорят об этом (Св. Иоанн Златоуст. Беседы на книгу Бытия. Беседа 3. См.: Макарий, митр. Московский. Православно-догматическое богословие. Т. 1. С. 491-492. § 90).
33. Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви восточной. Ч. 3. Ответы на вопрос 20. Цит. по: Дьяченко Г. Уроки и примеры христианской веры. СПб., 1902. С. 241.
34. Член шестой. Цит. по: Макарий, митр. Московский. Православно-догматическое богословие. Т. 1. С. 494. § 91.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter