<<<   БИБЛИОТЕКА   >>>


Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Том 2

ПОИСК ФОРУМ

 

§ 3. Уныние и леность.

Уныние, тоска, скука, нерадение, леность, праздность (апатия, сплин — в ученых книжках1 и «культурном» обществе) — все страсти одного и того же порядка и различаются между собою только по степени и виду расслабления, вызываемого демоном в человеке: иногда он давит на сердце, иногда на тело, один раз сильнее, а другой — слабее.

Поэтому я скажу только о двух главных страстях этого рода, с преимущественным воздействием одной на душу, а другой на тело. Говорю с «преимущественным», потому что в действительности обе страсти тесно переплетаются друг с другом. Посему есть возможность сразу говорить о них обеих вместе.

«...Из всех восьми предводителей злобы дух уныния есть тягчайший», — говорит св. Иоанн Лествичник2. Действительно, против каждой страсти служит врачевством противоположная добродетель (например, против чревоугодия — воздержание, против сребролюбия — нестяжание, гордость смирением побеждается и т. д.), против уныния же нет такой специальной добродетели. Вот почему у святых отцов она называется иногда «всепоражающей смертью», ибо для своего уврачевания требует многих сил и ведет за собою все пороки и тысячи зол, вплоть до отвержения мирянами самой идеи личного спасения, а у монахов — до снятия мантии и возвращения в мир. Но зато и ни одна страсть не доставляет подвижнику столько венцов, как уныние3. В борении с этой-то страстью и познается, как кто служит Богу — нелицемерно или лукаво и нерадиво; соответственно этому и награждается.

Когда, где и как нападает на человека бес уныния?

Об определенном времени нападения можно говорить разве только относительно монахов-отшельников.

Во времена древних отцов-пустынников4 враг искушал их обычно около полудня, когда солнце стояло в зените и от жара, которым начинала дышать пустыня, тело и ум естественным образом слабели. Особенно после бессонной ночи, проведенной на молитве. А до подкрепления себя пищею было еще далеко, ибо ее вкушали только к вечеру или по заходе солнца. Тогда бес наводил на них уныние, страх, что труды твои бесполезны5, боязнь, что захвораешь и помочь на старости лет некому будет6, и просто омерзение к давно облагоуханному молитвой месту, от которого якобы пользы нет. Не бояться именно этого демона и убеждает Господь, когда через пророка говорит подвижнику: Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящая во дни... и беса полуденного — צחרים מקטב «миккетев цакхарайм», LXX: δαιμονιου μεσημβρινου)7 (Пс. 90, 6).

Что же касается грешных мирян, живущих по своей воле и как вздумается, хорошо высыпающихся, с утра наедающихся, в полдень подкрепляющихся, то демон уныния нападает на них в разное время и в связи с другими обстоятельствами. Но бывают случаи, когда демон действует не менее прилежно и с той строгой аккуратностию во времени, что и в предыдущем случае.

Приведу пример.

В письме к своей жене от 18 июня 1871 года Лев Толстой пишет: «С тех пор как я приехал сюда*, (* В степь, на кумыс, где, понятно, ни развлечений не было, ни вечного приема гостей, какие бывают в барской усадьбе, в которой для разнообразия то покосить немножко можно человеку, чтобы застоя благородной крови не было от долгого сиденья, то верхом проехаться и тому подобное. — Еп. Варнава.) каждый день в шесть часов вечера начинается тоска, как лихорадка, тоска физическая, ощущение которой я не могу лучше передать, как то, что душа с телом расстается»8.

Небезынтересно отметить при этом некоторую подробность. «Врач посещает больных поутру, — говорит св. Иоанн Лествичник, — а уныние находит на подвижников около полудня»9. Так как Толстой далек был от христианского подвига10, то бес выбрал для визита к нему другое время: соответственный11час, но вечерний.

Нужно еще и то сказать, что мирские жилища и селения он не очень часто посещает, ибо делать ему там нечего. Жизнь общественная так усложнена разнообразными развлечениями и удовольствиями, что при приближении сего беса люди заранее от него баррикадируются всевозможными способами. Самое большее, что ему остается, это искушать людей скукой в промежутках между двумя увеселениями.

Но увидев келью отшельника или человека, желающего посреди людей жить, как в пустыне, то есть мало говорящего, себе внимающего, знакомств не ведущего, демон уныния, — говорит преп. Иоанн, славный досточудный игумен Синайский12, — «улыбается и, приблизившись к нему, вселяется подле него».

Раз напав на человека, бес уныния истощит на нем все свои средства, чтобы отвлечь от доброделания. Действует же в указанных в начале этой статьи направлениях.

Святые отцы живописно рисуют картину искушения этим бесом подвизающихся13. Не нужно быть большим подвижником, чтобы заметить на себе, как справедливы их слова. Каждый из начавших спасаться, после известного промежутка времени, когда ему все удается легко, молится в охотку, в церкви стоится нетягостно (хотя бы службы были ежедневны и очень продолжительны), все вокруг наполнено благодатью, спасение совершается быстро и так далее, — после этого периода благодати14 каждый испытывает приступы реакции, то есть отвращения от всего, чем человек доселе только и жил, восхищался и упоевался.

К домашней своей обстановке, к самой комнате, начинает искушаемый чувствовать омерзение, то же и к братьям и сестрам по духу. Почему? — «Нерадиво» и «недуховно» живут. Раньше любил такой человек побыть наедине, почитать душеспасительную книгу, помолиться, теперь делается ему тошно, «бежал бы куда глаза глядят», только бы не оставаться в скучной домашней обстановке, где окружающие «не думают нисколько о спасении» сами и другим не дают спасаться. Стонет, вздыхает, ропщет, что «ничего у него не выходит» и не выйдет, пока будет находиться в этом обществе, а вот если бы уйти в другое место, все стало бы опять хорошо. А если это человек, уже несколько поработавший над собою и кое-что приобретший, то демон уныния внушает ему новый помысл: «Не ценят твоих трудов... Можешь уже управлять другими, существенную пользу людям приносить, а здесь таланты даром пропадают, и никто не назидается от тебя...» И начинает ему нахваливать другие монастыри, иные места, якобы «очень удобные» для спасения. «Лучше не сыскать...» А здесь — «невозможно, никак невозможно спасаться...» Там и люди не те, и «греха меньше», и «тише», и все прочее...

Монаху внушает бес, что жизнь в его монастыре трудна, пропитание скудно, трапеза плоха, а работы много, только здоровье губишь... Иногда про келью помыслы враг внушает — сыра, холодна, про начальника или начальницу — строга, не за дело взыскивает, пристрастно относится к подчиненным... Итак, никаким делом духовным заняться ему не дает, но внушает, что одно спасение — это сходить куда-нибудь или уснуть. И снова демон целую вереницу помыслов приводит: того надо поздравить с праздником или по поводу какого-либо события личной его жизни, другого посетить, потому что он болен, там требует якобы нашего утешения одинокая вдова, подруга или несчастный, находящийся в горе, нужде. «Все лучше, чем без толку сидеть в келье». Дело ведь это «святое», внушает дальше бес, «не Христос ли Сам сказал: Болен бех, и посетисте Мене...» (Мф. 25, 36). И окаянный этот, будучи сам на краю гибели, идет «спасать» от нее других!..

Благочестивыми предлогами враг и искушает, конечно, только благочестивых, что же касается мирян, ведущих так называемую светскую жизнь, то их он прямо подущает на различные удовольствия. «Сходи в театр, в кинематограф, в гости...» «Давно в картишки не играл, не позвать ли кого...» и так далее.

Если бы такой человек попытался понудить себя на молитву или стать на обычное правило, хотя бы прочесть утренние или вечерние молитвы, лукавый сейчас же напоминает об откуда-то сразу взявшихся «неотложных» делах. То человек сидел часами, сложа руки, не зная, как время убить, а то вдруг там «необходимо» что-то сделать, того предупредить о чем-либо, здесь не забыть. Каждая спичка, брошенная на пол, незамечаемая дотоле бумажка разрастается теперь в целое бревно, мешающее кланяться и нарушающее порядок комнаты. Кругом все вещи, оказывается, тоже лежат «не как надо» и требуют перестановки. И вот, одним глазом человек смотрит в книжку, другим — по сторонам. Целый день (воскресенье, например) человек свободен, пришло время сходить к обедне, но является «непременно» «неотложное» дело, которого «никак нельзя оставить». И человек — вот бесовское обольщение! — «ясно» видит, что «действительно» надо и то, и это, и пятое, и десятое сделать. Но прошло время, когда нужно было идти в церковь, или, еще лучше, пренебрег человек этими помыслами — и вот уже сам не надивится, каким образом все ему казалось таким сложным и настолько необходимым, что если-де он чего не сделает, беда будет. В действительности же, не только ничего такого не случилось, но и дело-то само выеденного яйца не стоит (или стоит — кому как угодно).

И само тело расслабляет этот жестокий, невидимый мучитель. Особенно это бывает тогда, когда врагу не удается выманить человека из кельи на люди, на развлечения, на рассеяние. В этом случае нагоняет на такового сон и немочь. «Как будто, — говорит преп. Иоанн Кассиан, — он утомлен и расслаблен был долгим путем и самым тяжелым трудом или будто проводил два или три дня в посте, без подкрепления пищею»15. И в самом деле, человек начинает испытывать как будто «голод», приходит мысль: «Чего бы съесть?..» А между тем «глаз преданного унынию непрестанно устремлен на двери», — живописует св. Нил Синайский16, — не придет ли, мол, кто? «Скрипнула дверь, и он вскакивает; послышался голос, и он выглядывает в окно, не отходит от него, пока не оцепенеет сидя. Преданный унынию, читая, часто зевает и скоро склоняется ко сну, потирает лицо, вытягивает руки и, отворотив глаза от книги, пристально смотрит на стену; обратившись снова к книге, почитает немного, полистает страницы, полюбопытствует, что в конце говорится... Охуждает печать и украшения, а напоследок, согнув книгу, кладет ее под голову и засыпает».

Если вздумает такой человек помолиться, особенно когда стоит в церкви за долгой службой, где-нибудь в углу, где «ничего не видать» (как будто бы Бога когда-нибудь можно видеть; а если не Его хотят смотреть, то что же? Помпу, блестящие выходы духовенства, облачение на них? Но ведь саккос — не сюртук, по моде сшитый, и архиерейская мантия — не бальное платье со шлейфом!) и где плохо слышно (словно мы артистов или солисток хотим слышать, а не слов евангельских), если, повторяю, придет на сердце мысль от ангела такому человеку помолиться, то, как говорит св. Иоанн Лествичник, «наблюдай и увидишь... тех, которые стоят на ногах, [уныние] склоняет к тому, чтобы они сели, а сидящих увещевает приклониться к стене». Но «когда нет псалмопения, тогда и уныние не является, и глаза, которые закрывались от дремоты во время правила, открываются, как только оно кончилось»17.

А у нас в храмах стараются завести хоры, «торжественное» богослужение, диаконов, ревущих наподобие быков при возвращении стада; композиторы, как повара к завтраку, каждый день приготовляют новые деликатесы, и думают люди, что всего этого требует «благолепие» церковное, «радение» о Церкви Божией, Сам Бог. Какое странное понятие о Боге! Мне кажется, что не только Богу, но и всякому, даже страстно любящему пение, хозяину не понравится, если его прислуга, испортив все добро, которое он поручил ей, придет к нему просить прощения и станет распевать свои извинения на мотив оперетки «Веселая вдова». Не выгонит ли он ее за это безумие? А в наших церквах происходит еще более непередаваемое и чудовищное. Диаконы «распевают», как оперные солисты, — и что же? — просительную ектению, эти страшные слова о том, чтобы Господь даровал нам, великим грешникам, которым грозит геенна и мука вечная, «прощение и оставление грехов», чтобы сподобил нас «прочее время живота... в покаянии скончати», чтобы самую кончину и мучительное, ужасное разлучение души с телом соделал «безболезнены, непостыдны, мирны»; наконец, чтобы «на страшном судищи Христове» сподобил «доброго ответа» (καλην απολογιαν, буквально «прекрасного», безукоризненно-непорочного оправдания в своих грехах) — и все это с замиранием, страстными модуляциями голоса; а голова откинута назад, одна нога вперед, рука в сторону!..18 Увы, куда мы зашли! Не гнев ли Божий возбуждают наши молитвы, если только не кощунственно будет назвать их таковыми? И хватает же у нас после всего этого дерзости говорить: «Я хорошо помолился» или, наоборот, «я ходил в церковь, но Бог не слушает, не помогает...» Нет, не Богу мы служим, а бесу уныния.

«Расслабление и тягота телесная, прибывающие в душу от лености и нерадения, — говорит св. Симеон Новый Богослов19, — отбивают от обычного правила и производят омрачение ума и малодушие. Отсюда почасту появляться начинают в сердце помыслы страхования и хулы, и искушаемый демоном расслабления и уныния нередко от робости не может войти в обычное место молитвы и предается лености, а нередко испытывает нападки неуместных помышлений о Творце всяческих».

Картинно, и вместе «смеха достойно, лучше же сказать слез», как выражались в подобных случаях древние отцы-подвижники (например, Исаак Сирин)20, описывает «гениальный философ и моралист» Л. Толстой, как он, подобно пугливой девчонке, тамо, скажу с Псалмопевцем,

убояшася страха, идеже не бе страх (Пс. 13, 5).

В письме к своей жене (сентябрь 1869 года) сей серьезный и проповедующий всем «здравое» мышление муж пишет:

«Третьего дни в ночь я ночевал в Арзамасе*, (* Где Толстой рассчитывал купить еще новое имение, но покупка не состоялась. — Прим. еп. Варнавы.) и со мной было что-то необыкновенное. Было два часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело**. (** Культурным людям бес при своем приходе всегда внушает щупать голову и живот, в порядке ли они, и тем сваливает вину с себя на болезнь. В данном случае, как свидетельствует Толстой, все было в норме, и на галлюцинации и нездоровье рассчитывать не приходилось. — Прим. еп. Варнавы.)

Но вдруг на меня напала тоска, страх, ужас, такие, какие я никогда не испытывал. Подробности этого чувства я тебе расскажу впоследствии, но подобного мучительного чувства я не испытывал никогда и никому не дай Бог испытать. Я вскочил, велел закладывать... Вчера это чувство... возвратилось во время езды»21.

Вот уж поистине, «нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним [то есть гонит-то его бес, но ведь он в него не верит22]; а праведник смел, как лев» (Притч. 28, 1), ему демон — то же, что ничто.

Хорошо об этом говорит св. Симеон Новый Богослов: «Боящийся Бога не боится устремления против него бесов, ни их немощных нападений, но будучи весь, как пламень некий и огнь палящий [разумеется от внутренней непрестанной Иисусовой молитвы], когда даже проходит по скрытным и неосвещенным местам, обращает в бегство демонов, которые больше, чем он от них, бегут от него, чтобы не быть опаленными от исходящего от него пламеневидного луча божественного огня. Кто проникнут страхом Божиим, тот не боится обращаться среди злых людей... Он ходит среди них как гигант среди обезьянок, уповая на Господа»23.

Выше я указал, как давит демон уныния на душу и тело человека в обычном порядке — иногда больше, иногда меньше. Но порой, попущением Божиим, диавол настолько сильно омрачает ум и сердце человека, что состояние это можно не иначе назвать, как «вкушением геенны» (св. Исаак Сирин)24. Случается подобное состояние исключительно с гордыми душами25, которые в этом припадке черной меланхолии кончают нередко жизнь самоубийством. Что всего страннее, последнее не редкость там, где, казалось бы, людям и унывать не нужно; я разумею английских миллионеров, среди полной роскоши насильственно умерщвляющих себя в состоянии «сплина»26.

Психиатры тоже стараются что-то тут понять. Образчик их умствований можно видеть в исследовании бесовской одержимости Саула, первого царя израильского (1095-1055 гг. до Р. X.), и в тех выводах, к которым они приходят. В Библии просто говорится об этом событии: «И было на другой день: напал злой дух רעה רוח (руах ра'а) — от Бога на Саула, и он бесновался ויתכבא — в доме своем» (1 Цар. 18, 10). Ученые же думают, что дело будет понятнее, если находить здесь «нейралгию серого вещества головного мозга» (Mendel) или «нарушение питания головного мозга» (П. Ковалевский). Отсюда «предсказание» (как они выражаются, присваивая себе чужие вещи), при этом сатанинском состоянии, «благоприятного исхода, особенно в тех случаях, где общее питание организма может быть легко поправимо»27.

У подвижников высшая степень уныния бывает только по причине зависти к ним демонов. И обыкновенно «скоро посещает душу благодать Божия», как говорит авва Дорофей, сам испытавший это страшное бесовское нашествие и подробно описавший его в своих «Душеполезных поучениях»28 (с присоединением видения, которым утешил его Бог).

Преп. Исаак Сирин говорит29:

«Взглянем, возлюбленные, в душу свою во время молитвы, есть ли в нас при чтении стихов внимательное молитвенное созерцание. Оно бывает следствием истинного безмолвия. И в то время, как бываем в омрачении, не будем смущаться, особливо если не в нас тому причина. Приписывай же это Промыслу Божию, действующему по причинам, известным единому Богу. Ибо в иное время душа наша смертно томится и бывает как бы среди волн; и читает ли человек Писание, или совершает службу, во всяком деле, за какое ни примется, омрачение у него за омрачением. Таковой оставляет дело, и часто не попускается ему даже приблизиться к оному; и вовсе не верит он, что это — временное с ним изменение и что бывает он и в мире. Этот час исполнен отчаяния и страха; надежда на Бога и утешение веры в Него совершенно отмещутся душою; и вся она всецело исполняется сомнения и страха. Претерпевшие искушение в этой волне часа сего по опыту знают, какое изменение последует при окончании его. Но Бог не оставляет души в таком состоянии на целый день; потому что она утратила бы надежду христианскую. Напротив того, скоро творит и избытые (1 Кор. 10, 13). Если же тревожное состояние этого омрачения продолжится более, то вскоре ожидай изменения самой жизни.

А я замечу тебе, человек, и дам совет: если не имеешь силы совладать с собою и пасть на лице свое в молитве, то облеки голову свою мантиею и спи, пока не пройдет для тебя этот час омрачения, но не выходи из своей келий. Сему искушению подвергаются наипаче желающие проводить жизнь умственную и в шествии своем ищущие утешения веры. Поэтому всего более мучит и утомляет их этот час колебанием ума; следует же за сим часто хула, а иногда приходит на человека сомнение в воскресении, и иное нечто, о чем не должно нам и говорить. Все это нередко дознавали мы опытом и к утешению многих описали борьбу сию.

Занимающиеся делами телесными совершенно свободны от сих искушений. На них приходит иное уныние, известное всякому, и оно в образе действия своего отлично от сих и подобных сим искушений. Здравие и уврачевание страждущего им источается безмолвием. Вот утешение для него!

В сообществе же других никогда не приемлет света утешения и беседами человеческими не врачуется, а успокаивается на время, и после того уныние сие с большею силою восстает в человеке. И ему необходимо нужен человек просвещенный, имеющий опытность в этом, который бы просветил его и укреплял при всяком случае во время нужды, но не навсегда. Блажен, кто претерпит это, не выходя за дверь. Ибо после этого, как говорят отцы, приидет в великую обитель и силу. Впрочем, не в один час и не скоро оканчивается борьба сия; и благодать не вдруг приходит и вселяется в душе, но постепенно, и одно сменяется другим; временем искушение и временем утешение; и в таком состоянии человек пребывает до исшествия своего. А чтоб совершенно стать чуждым сего и совершенно утешиться, не будем на то и надеяться здесь. Ибо Сам Бог благоволил, чтобы так устроялась жизнь наша здесь и шествующие путем терпели это. Богу слава во веки веков! Аминь».

Уныние нападает на человека по следующим причинам:

от уединенной жизни30, из которой исключены все утешения и общение с людьми;

от чрезмерных тяжелых трудов и подвигов31;

от духовной неряшливости, небрежности, нерадения, беспечности, забвения долга своего, то есть необходимости спасаться и, наконец, от полного бесчувствия, окаменения души и забвения вечных небесных благ, которые истинному христианину уготованы32.

Таким образом, как отсутствие всякого отдыха в работе нудит душу, так и постоянная смена впечатлений и ежедневные развлечения наводят на нее скуку и уныние. Отчасти это понимают и миряне, когда «до тошноты» нахватаются всех сластей, но в полной мере могут оценить, с великим плачем раскаяния, только монахи. Я не говорю уже о грубых удовольствиях, о них им запрещается и думать, но даже простое рассеяние и особенно продолжительные беседы со встречными и приходящими, пустословие, празднословие, также попущение чревоугодию, открывают душевную дверь для сего демона, сопровождаемого целой ватагой других.

Что сказано мною о мирянах, хорошо подтверждается на примере из жизни того же Л. Толстого. По невежеству своему в духовной жизни, он, конечно, не понимает, почему с ним делается то-то и то-то, но мы не ставим ему это в вину — не наше дело, — а только воспользуемся его душевными переживаниями для примера.

В письме к Т. А. Ергольской из Женевы от 4 апреля 1857 года он между прочим сообщает: «Тем не менее, несмотря на удовольствие, доставленное мне жизнью в Париже, на меня без всякой причины напала невыразимая тоска...»33

Нет нужды, кажется, добавлять, что не только со стороны психологии, но и простой здравой логики, фраза построена неправильно. Это все равно, что сказать: «Несмотря на то, что у меня с утра ни капли во рту не было, кроме трех бутылок вина, я каким-то чудом оказался пьян».

Пора уже мне сказать и о том, чем же уврачевать эту страсть? Какие лекарства для нее существуют в аскетике?

Собственно, «врачевство же от всего этого одно, — говорит св. Исаак Сирин34, — при помощи только оного человек находит скорое утешение в душе своей. Какое же это врачевство? — Смиренномудрие сердца. Без него никто не возможет разорить преграду [крепость] этих зол; скорее же найдет, что превозмогли над ним бедствия. Не гневайся на меня, что говорю тебе правду. Не взыскал ты смиренномудрия всею душою твоею. Но если хочешь, вступи в его область и увидишь, что освободит оно тебя от порока твоего. По мере смиренномудрия дается тебе терпение в бедствиях твоих; а по мере терпения облегчается тяжесть скорбей твоих, и приемлешь утешение... Щедролюбивый Отец наш у истинных сынов Своих, когда соблаговолит сотворить облегчение их искушений, не отъемлет искушений их, но дает им терпение в искушениях. И все эти блага они [то есть святые] приемлют рукою терпения своего к усовершенствованию душ своих».

Вот, попутно, и смысл страданий выяснен. Не только нельзя удивляться, откуда, раз Бог благ, скорби существуют, но благодарить, наоборот, Его за них надобно. В том-то благость и состоит Его, что Он не дает вознерадеть душе и отупеть в сластях и развлечениях, ниспосылая ей скорби.

Если бы не было страданий, не было бы святых, и никто бы не спасся. Но Господь, зная нашу леность и склонность к ропоту, умеряет скорби; как только увидит, что мы мало-мальски исправились и стали посмирнее, совсем отнимает их. Не так, говорит св. Исаак Сирин, Бог поступает со святыми, но для большей славы в будущем и для совершеннейшего очищения от страстей здесь казнит их непрестанно и не только не освобождает от ужасов бесовских, но и больше их попускает, взамен прибавляя любимцам Своим только терпения35.

Итак, терпение со смирением — первые врачевства при унынии.

Совершенно оригинальный способ врачевать тоску нашла одна помещица, и, как говорила она после, совершенно «случайно».

Раз, когда она тосковала, одна крепостная девушка принесла неудачную работу. Вместо выговора барыня «дала ей две пощечины и — странное дело! — через несколько минут почувствовала, что ей как-будто сделалось получше». Средство было найдено, и с этих пор барыня, когда была в унынии, отправлялась лечить его в девичью36.

Ясно и без этого «случайно», что все это — происки бесов, заменивших предыдущий способ врачевания своим собственным, противоположным, то есть бес уныния перепродает жалкую душу, им одержимую, другому — демону жестокости37.

Но смирение — это общая добродетель, которая раскрывается — и у новоначальных выражается — в ряде других, более простых и определенных.

Поэтому, кто хочет победить беса уныния, тот должен соблюдать следующее:

воздержание от празднословия,
посильное рукоделие,
чтение Слова Божия,
принудительная, терпеливо-настойчивая молитва,
помышление о смерти и
о будущих благах в Царстве Небесном38.

Великий старец, о. Амвросий Оптинский, обычно глубоко рассекавший существо страстей своим острым даром рассуждения, который он часто скрывал от похвал человеческих под шутливо-рифмованной речью, кратко говаривал:

— Скука унынию внука, а лени дочь. Чтобы отогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись; тогда и скука пройдет, и усердие придет! А если к сему терпения и смирения прибавишь, то от многих зол себя избавишь39.

Как нетрудно заметить, в этом данном простым людям и легко запоминаемом поучении заключены все предыдущие рассуждения о происхождении этих страстей и о средствах к их уврачеванию*. (* Для самых немощных Исаак Сирин допускает следующий <способ>: завернись в мантию и спи.)

Вот несколько историй, поощряющих к терпению и мужеству и показывающих, как вели себя в искушениях древние отцы-пустынники и как нам поступать в подобных же случаях.

1. Демон уныния в продолжение 50 (пятидесяти) лет не отступал от аввы Феодора и аввы Лукия Еннатских, внушая им всякие помыслы неприязни к выбранному для спасения месту (в пустыне). И все это время они легко эти помыслы побеждали и обыкновенно говорили: «После этой зимы мы перейдем отсюда». А когда опять наступало лето, говорили: «Как пройдет это лето, мы уйдем отсюда». Так делали незабвенные отцы во всю свою жизнь40.

2. Один старец жил в пустыне за две мили (2000 шагов) от воды. Однажды, пойдя почерпнуть воды, впал в уныние и сказал: «Какая польза в этом труде? Пойду, поселюсь ближе к воде». Обратившись назад, он вдруг видит кого-то, идущего за ним и считающего шаги его. Старец спросил: «Ты кто?» — «Я — ангел Господень, — отвечал тот, — я послан исчислить шаги твои и воздать тебе награду». После сего святой, воодушевившись, отнес свою келью еще далее — на пять миль от воды41.

3. Один брат был безмолвником в общежительном монастыре, но постоянно приходил в гнев. Унывая от этого, он говорит сам в себе: «Уйду отсюда в уединенное место, и так как там ни к кому не буду иметь отношения, то оставит меня страсть гнева». И вот, поселился один в пещере. Однажды, почерпнув воды, поставил глиняный сосуд на земле, — и он тотчас повернулся вниз. Он опять налил его и поставил, тот снова опрокинулся. Брат в третий раз наполнил его, вода и в этот раз пролилась. Безмолвник, рассердившись, схватил его и разбил. Придя в себя, понял козни диавола и сказал: «Вот, я удалился и в уединение, и — побежден им! Пойду опять в общежитие; ибо везде необходимы подвиг, и терпение, и Божья помощь!» И возвратился на прежнее место*42.

(*Некоторые люди полагают, что если уйти в уединение, где их ничто не сможет развлечь, то им будет легче бороться со страстями. Ничуть. Не будет людей, мешающих нам, — будут бесы, что гораздо хуже. Недаром преп. Серафим Саровский говорил, что «живущие в монастыре борются с противными силами, как с голубями, а живущие в пустыне - как со львами и леопардами43. Надо сперва очистить свое сердце от страстей, а потом идти в уединение. Не говоря уже о том, что тогда мы и облегчим себе подвиг, — для которого еще места останется много, — и гнев Божий, возгорающийся на берущихся за дела выше своей меры, отведем от себя!44 Поступающий наоборот, согласно своим помыслам,45 извращает правильный порядок спасения... Неверующие же соблазняются, ропщут, мешают все в одну кучу — бриллианты с булыжниками, и говорят, что монахи — тунеядцы, покоя ищут. Покоя-то покоя, но только не такого, о котором эти хулители понятие себе составили; не освобождения от страданий, мучений, гонений, которыми их награждают эти порицатели, а от собственных страстей. Но новоначальному для приобретения такого покоя (понятно после всего сказанного) не нужно бежать от людей и из мира, если к тому нет ясно видимой воли Божией. Враг везде с ним будет: и дома, и на людях, и в пустыне. Надо побеждать его каждому на своем месте (1 Кор. 7, 24) вышеуказанными мною средствами.)

4. Тем, которые приходят в уныние от шума помыслов, внушающих, что грехов и страстей у них — необозримое поле терновника, а сил для подвигов нет, можно привести в назидание следующий рассказ старца о. Амвросия47: «Ехал мужик по базару. Вокруг него толпа народу, говор, шум. А он все на свою лошадку: но-но! но-но!.. Так помаленьку, помаленьку и проехал весь базар. Так и ты, что бы ни говорили помыслы, все свое дело делай — молись!»

 

Примечания:

1. О них см. подробное исследование в известном труде: Ушинский К. Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии. СПб., 1900. С. 337-341.

2. Лествица. С. 104. Слово 13, 10.

3. Там же. Слово 13, 12.

4. См.: Там же. Слово 13, 5; Преп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. М., 1892. С. 119. О постановлениях киновитян. Кн. X. Гл. 2. О духе уныния.

5. Древний Патерик. Гл. 7, 2. Рассказ об авве Феодоре и авве Лукии Еннатских. Также ср.: Гл. 7, 22, 32, 33, 36, 38.

6. Там же. Гл. 7, 52; Св. Ефрем Сирин. Творения. Ч. 2. М., 1881. С. 182-184. Поучение 24. Об унынии и о терпении старцев.

7. Семьдесят толковников хорошо перевели еврейское «кетев» словом «демон»; иначе, как можно понять, что «зараза»* (* «Кетев» буквально означает «зараза», «мор». — Прим, составителя.) опустошает в полдень? Будет она разбирать время! Всем известно, что заразиться можно всегда и везде. Да и евр. кетев от глагола катав — «рубить» или от кут (קוט ; ср.: санскр. kat — «ненавидеть») — ясно указывает на демона-губителя.

8. Толстой Л. Письма. 1848-1910 / Собранные и редактированные П. А. Сергеенко. М.: Книга, 1910. С. 91. Тоска у Л. Толстого случалась часто (см. ниже). Но вывел ли он отсюда заключение о ценности и громадной величине подвига древних монахов, живших по полсотни лет в пустыне, не видевших лица человеческого и не имевших надежды возвратиться в круг «милой семьи»?

О связи чревоугодия с унынием см. дальше в этом параграфе.

9. Лествица. Слово 13, 5.

10. См. о «парижских увеселениях»: Толстой Л. Письма. 1848-1910. С. 60.

11. Наш «полдень» у древних подвижников и вообще на Востоке равняется шести часам дня. См.: Преп. Иоанн Кассиан. Писания. О постановлениях... Кн. X. Гл. 2.

12. Лествица. Слово 13, 4.

13. См.: Там же. Слово 13. Об унынии; Преп. Иоанн Кассиан. Писания. О постановлениях киновитян. Кн. X. Гл. 2; Преп. Нил Синайский. Творения. Т. 1. М., 1858. С. 215-217. О восьми лукавых духах; Преп. Ефрем Сирин. Творения. Ч.

2. Поучение 24; Денисов Л. Житие... преп. Серафима Саровского. М., 1904. С. 430 и след. Наставление 13. О скуке и унынии.

14. Почему так бывает, см. у меня: "Основы" Отдел III. Гл. 7. §

3. Благодать Св. Духа.

15. Преп. Иоанн Кассиан Римлянин. О постановлениях киновитян. Кн. X. Гл. 2. Также см.: наставление 13 преп. Серафима Саровского (Денисов Л. Житие... преп. Серафима Саровского).

16. Преп. Нил Синайский. Творения. Т. 1. С. 215-217. О восьми лукавых духах. Гл. 13-14. В конце цитаты видоизменяю перевод приспособительно к нашему времени, ибо при Ниле Синайском книги были рукописные, а не печатные.

17. Лествица. Слово 13, 11 и 13.

18. То же и об этом «жесте» нужно сказать. Когда-то это поднятие руки диаконом имело глубоко мистический и практический смысл, а теперь это просто, повторяю, жест, который он старается сделать как можно грациознее. И получается, как будто видишь артистку на канате в цирке... Где смирение, где страх Божий? Почему земля не разверзается под нами и ад не пожирает нас живыми, как некогда Корея, Дафана и Авирона (Числ. 16, 31-33)? О поднятом диаконом ораре см.: "Основы" Отдел III. Гл. 12. § 4. Обрядовая сторона молитвы.

19. Творения. Т. 2. М., 1890. С. 521. Деятельные и богословские главы. Гл. 49.

20. Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Слово 79.

21. Толстой Л. Письма. 1848-1910. С. 88-89.

22. А уж как после этого не верить? Ведь если бесов нет, то что заставляет почтенного, с такою основательною бородою мужа, как мальчика или паяца, вскочить в два часа ночи с постели, так, будто у него внутри вставленная стальная пружина вдруг разогнулась, и ехать прочь, очертя голову, куда глаза глядят? Но и этого мало. И в дороге, при полном сознании и душевном протесте против всего подобного, опять ощутить это щемящее чувство тоски и страха, при котором «мурашки по спине бегают»?..

23. Слова. Вып. 2. М., 1890. С. 522. Деятельные и богословские главы, 51-52.

24. Слова подвижнические. Сергиев Посад, 1911. С. 391. Слово 79. О гордости. Искушения врагов Божиих, которые горды.

25. Там же.

26. См.: Ушинский К. Человек как предмет воспитания. С. 340-341.

27. Подробное описание бессильных потуг что-то сделать для облегчения больного, см. у профессора Я. Ковалевского (Душевные болезни. Т. 2. Специальная психиатрия. СПб., 1905. С. 304 и след.). Ср.: его же. Психиатрические эскизы из истории. Т. 1: Саул, царь Израилев. СПб., 1897. Когда читаешь подобные, якобы содержащие глубокую мудрость, книжки, то не знаешь, чему больше удивляться — душевным состояниям больных или их пользователей? Ведь если демон действует на человека, то, конечно же, через нервы, мозг, сердце и прочее. И конечно, так или иначе эти органы видоизменяются! Чего же их изучать до дикостей?!. (Но ученые изучают. Это тяжелое занятие, скажу с Екклезиастом (1, 13), дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем...) Не значит ли это, воспользуюсь святоотеческим сравнением, уподобляться собаке, которая бросается грызть брошенный в нее камень, вместо того чтобы подумать, как защититься или напасть на самого виновника его полета? Так и здесь, не проще и не разумнее ли было бы, вместо дотошного исследования всяких нечистот человеческих и пичкания людей неизменным бромом и тому подобным, регулярно приглашать в психиатрическую лечебницу священника (со святой водой и Св.Тайнами) для чтения заклинательных молитв?! Вместо мучений, какая отрада была бы для сумасшедших! Подробно об этом см.: "Основы" Отдел III. Гл. 6. <Приложение к § 5.>

28. Душеполезные поучения. Троице-Сергиева Лавра, 1904. С. 76-77. Поучение 5.

29. Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. М., 1854. С. 502-504. Слово 88. Об изменении света и тьмы, какое бывает в душе...

30. Лествица. Слово 13, 15.

31. Там же; Св. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 366. Слово 71. Следовательно, надо различать: уныние в собственном смысле бесовское и уныние естественное. В последнем случае физическое и умственное утомление представляют только канву, по которой демон вышивает свои проклятые узоры. Наше дело — со страхом Божиим дать вовремя себе отдых и таким образом не дать бесам в руки материала для построения козней. Хотя у Великого Варсонофия очень подробно говорится о различии этих двух видов уныния, как их отличать, как действовать, когда они оба вместе совмещаются (Руководство к духовной жизни. Ответы 559-561), но думаю, что сказанного будет достаточно, чтобы на первых порах человеку не растеряться и не прийти в недоумение. Желающие же любомудрствовать да простираются дальше и читают самих святых отцов.

32. Лествица. Слово 13, 15; Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 380. Слово 75.

33. Толстой Л. Письма. 1848-1910. С. 60. Разбивка моя.

34. Слова подвижнические. С. 391. Слово 79.

35. Подробности см: "Основы" Отдел III. Гл. 6. § 6. Очистительное действие страданий.

36. Леткова Е. Крепостная интеллигенция / Отечественные записки. 1883. Кн. И.

37. О достойной великих слез «меновой торговле» бесов душами человеческими см.: "Основы" Отдел III. Гл. 2. § 1. Чревоугодие. Сколько гордости и самолюбия у нынешних людей — намека на стеснение себя в чем-нибудь и кем-либо не выносят, а между тем они находятся в самом позорном рабстве, хуже, чем в глухое время крепостного права (ибо тогда продавали не души, а только тела людские), и — ничего! Как с гуся вода...

38. Денисов Л. Житие... преп. Серафима Саровского. Гл. 29. Наставление 13; Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Слово 13, 14-15.

39. Агапит, архим. Жизнеописание иеросхимонаха Амвросия. Ч. 1. М., 1900. С. 103.

40. Достопамятные сказания. СПб., 1871. С. 409. Об авве Феодоре Еннатском.

41. Древний Патерик. М., 1899. С. 120-121. Гл. 7, 36.

42. Там же. С. 121-122. Гл. 7, 38.

43. Денисов Л. Житие... преп. Серафима Саровского. С. 90.

44. Подробнее см.: "Основы" Отдел III. Гл. 11. § 3. О молчании и безмолвии.

45. Разумею помыслы вроде следующих: «уйди в монастырь» (у спасающегося в миру), «ступай в затвор, возьми на себя подвиг странничества» (у тех, кто живет в общежитии), «там легче спастись»... Как будто монахи (я говорю всегда о настоящих монахах) легкости ищут! Не легкости, а труда. Кто-то из великих отцов спросил авву Иоанна Колова, одного из великих и известнейших отцов египетских: «Что есть монах?» «Труженик, — отвечал тот, — ибо монах всегда работает до утомления. Вот что есть монах» (Достопамятные сказания. С. 155).

46. См. на эту тему длинный рассказ: Древний Патерик. С. 124-125. Гл. 7,47.

47. Агапит, архим. Жизнеописание иеросхимонаха Амвросия. С. 106.

 

Система Orphus Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter


<<<   СОДЕРЖАНИЕ   >>>