<<<   БИБЛИОТЕКА   >>>


Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Том 4

ПОИСК ФОРУМ

 

§ 2. Внутреннее состояние человека, достигшего святости

Чувства святых — «сверхчувственны». Или, иначе сказать, святые обладают некоторым особым, выше всех ощущений воспаряющим, чувством для познания того, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2,9).

Они сами про себя говорят: «Дарующий нам то, что выше чувства, дает нам благдатию Св. Духа и другое чувство выше чувства, чтобы мы им чувствовали чисто и ясно дары Его и дарования, которые выше чувства»1.

А если бы чувствования святых были во всем подобны нашим и отличались разве только некоторою упорядоченностью, то стоило ли ради этого так подвизаться, как это делали они, стоило ли в продолжение десятков лет быть гонимыми, попираемыми, от всех поносимыми, в трудех множае, в ранах преболе, в темницах излиха, в смертех многащи... в труде и подвизе, во бдениих множицею, во алчбе и жажди, в пощениих многащи, в зиме и наготе (2 Кор. 11, 23-28; Евр. И, 36-38)?!. В том-то и дело, что «нынешние временные страдания, — как говорит божественный Павел, — ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в святых вполне»2 в будущем, отчасти открывается в них и здесь (Рим. 8, 18).

Ввиду всего этого заранее нужно сказать, что не только мы лично не можем по существу передать на бумаге те чувства, которыми дышат и сияют святые, — на такое изложение сам автор никогда бы и не дерзнул, если бы не имел готового материала в сокровищнице св. Церкви, — но и сами святые затрудняются это делать. Только посредством аналогий и намеков пытаются они передать читателю то, что происходит в их душе, и последний, конечно, должен понимать, что описание это далеко от истины и что его несравненно труднее составить, чем, например, втолковать слепому картины тропической природы (заход солнца, восход луны, ночь), так художественно изображенные Гончаровым в его книге «Фрегат Паллада"».

Не желая понять этих простых вещей, люди необдуманно и слепо обвиняют святых в том, что они заполняют страницы своих сочинений невероятными историями, сказками и легендами, а их самих считают помешанными и галлюцинантами, хотя эта хула на Св. Духа нисколько не упрощает дела и не способствует постижению истины.

Поэтому я бы не стал писать настоящей главы, но, имея в виду, что, кроме этих людей, есть еще много других, верующих, простых сердцем и ревностно жаждущих хотя отчасти приобщиться к духовному состоянию святых, — я для них и решил изложить учение о чувствах и божественном озарении святых, основываясь на творениях последних. Вместе с тем, не находя в богословской литературе книг, откуда желающие бы могли узнать о внутреннем состоянии подвижников, я думаю, что мои выдержки из святых отцов будут не лишни до тех пор, пока кто-либо не даст читателям настоящего, глубокого и всестороннего исследования — не только по данному вопросу, но и вообще по аскетике. С меня же довольно и того, чтобы только поставить вешки за собой, а не мостить и укатывать для людей гладко дорогу, поднимая целину... И то — ради заповеди Христа: и обращься утверди братию... (Лк. 22, 32.)

Различные названия мы встречаем в творениях отцов для определения того неземного состояния, в котором пребывают святые. Оно и понятно. Во-первых, его нельзя выразить по существу, а приходится описывать какие-либо частные и внешние стороны, каковых — бесконечное множество; из них святые и выбирают наиболее существенные. Во-вторых, это происходит оттого, что по-разному действует на человека благодать Св. Духа, в зависимости от воспитания, образования, темперамента, пола, возраста, окружающих обстоятельств (1 Кор. 12, 4-11). Но разные, собственно, только названия, а дарование (или, вернее сказать, Дух Святой) одно. Можно еще и так выразиться: многоразличные словеса святых отцов о совершенстве есть, в сущности, разные описания одного и того же предмета. Один рассказывает об одной его частности, другой — об иной, а всю красоту разом описать невозможно. Вот их собственные свидетельства.

Упомянув о вере, надежде, любви, бесстрастии и других добродетелях, св. Иоанн Лествичник говорит: «По моему разумению, вера подобна лучу, надежда — свету, а любовь — кругу солнца. Все же они составляют одно сияние и одну светлость».

И еще сказал:

«Любовь, бесстрастие и сыноположение различаются между собою одними только названиями. Как свет, огонь и пламень соединяются в одном действии, так должно рассуждать и о сих совершенствах»3.

Исходя из этого, и я приведу описания различных проявлений и действий благодати Св. Духа в совершенных мужах и женах. Из многих же дарований выберу, однако, немногие, а именно: или наиболее часто упоминаемые в святоотеческих творениях, или же наиболее могущие, по моему мнению, дать незнакомому с богословием правильное понятие о цели и назначении своей жизни на земле и на небе.

I. Обожение

«Бог не для того сделался человеком, чтобы Ему поклонялись и веровали, что Он Бог и человек, — просто как случилось; но Он соделался человеком для того, чтобы мы соделывались общниками Божеского естества, как и Он соделался общником человеческого естества, и, познав силу сего таинства и восчувствовав благодать, благодарили Его4.

В чем же состоит это приобщение Божеству, это обожение тварной человеческой природы, это богоуподобление (Гал. 3, 27; 1 Ин. 3, 2)?

Те, которые сподобились соединиться с Богом, «бывают и сами богами по благодати... Отец одевает их в первую одежду, т. е. в одеяние Господа, которое носил Он прежде сложения мира... и вместе в Духа Святого, Который и изменяет боголепно всех их некиим дивным, неизреченным и божественным изменением... Дает им еще Отец и ум Христов, да сияет он над главою их и открывает им тайны, которых не может выразить в слове язык человеческий. Дает Он им при этом и новые очи, и новый слух»5.

Те, которые — хотя бы были раньше «омраченными: блудниками, прелюбодеями, распутниками (ασωτοι), грешниками... — отрекутся суетного и обманчивого мира, без ненависти (αμισως) возненавидят родителей и братий, считая себя странниками и пришельцами в жизни; те, которые лишат себя богатств и имуществ, совершенно отвергнув пристрастие к ним; те, которые ради славы небесной от души возгнушаются пустой славы и похвал людских; те, которые отсекли свою волю и соделались для пастырей как бы незлобивыми овцами; те, которые стали мертвы телом ко всякому худому деянию, до пота трудясь над возделыванием добродетелей и руководясь в жизни одною только волею кормчего (т. е. старца и духовного отца. — Еп. Варнава), чрез послушание омертвевая и опять же оживая; те, которые, благодаря страху Божию и памяти смертной, по все дни и ночи проливают слезы и умно (мысленно. — Еп. Варнава) припадают к стопам Владыки, испрашивая милости и оставления грехов»6, — эти, благодатию Божией, наконец делаются нетленными7, «чадами Божиими, братиями Спасителя, сонаследниками Христу, Богу же наследниками, богами, пребывающими с Богом в Духе Святом, хотя и связанными одною только плотию, но духом свободными, которые легко совосходят со Христом на небеса и стяжали там полное гражданство в созерцании благ, коих не видели очи»8. Когда Создатель вдохнет Божественного Духа в человека, тогда «Он вселится и будет обитать [в последнем], и просветит, и всего его переплавит, тленное обестленив и вновь переплавив обветшавшую храмину души его»9. Члены тела обоженного человека становятся членами Христовыми10, и сам он уже не господин более над собою, но орган Духа Святого, в нем обитающего, Который подвизает его и Сам опять подвизаем бывает им, и не может такой человек насытиться возвещением истины11.

Но и после всего этого, после сочетания человеческой природы с Богом, святой «неизменно остается двояким из того и другого: по усыновлению — богом, по природе же весь является ничем иным, как человеком»12.

II. Бесстрастие

«Великолепие неба суть звезды, — говорит св. Иоанн Лествичник13, — а украшение бесстрастия — добродетели; ибо бесстрастие, как я думаю, не иное что есть, как сердечное небо ума, которое все коварства бесов считает за детские игрушки».

«Итак, истинно бесстрастным называется и есть тот, кто тело свое сделал нетленным, ум возвысил превыше всякой твари, все же чувства покорил уму, а душу представил лицу Господню, всегда простираясь к Нему, даже и выше сил своих»14.

Еще по-иному можно определить бесстрастие таким образом:

«Та душа имеет бесстрастие, которая приобрела такой же навык в добродетелях, какой страстные имеют в сластях (страстях)»15.

На примерах последнее будет виднее.

«Если верх объядения состоит в том, что человек принуждает себя на принятие пищи, когда и не хочет есть, то верх воздержания — в том, чтобы и при алкании неповинную плоть свою удручать воздержанием»16. «Так, один старец страдал некогда в сильной болезни, так что у него изнутри извергалось много крови.

В это время у одного брата случилась сухая древесная почка; сварив кашицу, он опустил в нее почку17, принес старцу и просил его вкусить, говоря: Окажи любовь, вкуси; это, может быть, тебе поможет". Старец, посмотрев на него внимательно и долго, сказал: Поистине, желал бы я, чтобы Бог оставил меня в этой болезни еще на тридцать лет..." И при такой болезни святой старец не хотел принять даже малую часть кашицы. Брат взял кашицу и ушел в свою келью»18.

«Если предел блуда, — продолжает св. Иоанн Лествичник19, — есть то, когда кто похотствует при виде животных и даже бездушных созданий, то предел чистоты состоит в том, чтобы ко всем иметь такое же чувство, как к предметам неодушевленным20.

Если крайняя степень сребролюбия есть то, когда человек не может перестать собирать богатство или не насыщается им, то высота нестяжания состоит в том, чтобы не щадить и тела своего [как было в предыдущем случае со старцем в болезни].

Если крайним пределом уныния считается, когда кто и в покое... не имеет терпения, то верхом терпения справедливо называется то, если человек, находясь в утеснении, считает себя имеющим отраду21.

Если пучину гнева означает то, когда человек и наедине гневается, то глубина долготерпения показывается в человеке, когда он пребывает в равном спокойствии и в присутствии и в отсутствии злословящих». Однажды авва Иоанн Колов22 сидел против церкви. Братия окружили его и спрашивали о своих помыслах. Один из старцев, увидев это и искушаемый завистью, говорит ему: «Сосуд23 у тебя, Иоанн, полон яда». «Так, авва, — отвечает ему святой, — и ты сказал это, видя одну только наружность; а что сказал бы ты, если бы увидел внутренность!»24

«Если крайнее тщеславие есть, когда человек, не видя при себе никого, кто бы его хвалил, обнаруживает тщеславные поступки25, то признак совершенного нетщеславия есть, чтобы и при посещениях других никогда не окрадываться тщеславной мыслью26.

Если знак погибели, т. е. гордости, есть, когда кто возносится и малыми и незначительными делами, то спасительный признак смирения есть смиренно думать о себе и при великих начинаниях и совершенствах»27.

Вот весь радужный спектр из семи главных страстей и добродетелей, на которые разлагается бесстрастие — этот луч от Божественного Солнца, а вокруг — совершенная тьма порабощения страстям.

К этому можно разве что добавить о первоначальном райском незлобии святых, совершенной простоте, детской невинности с отсутствием стыда и еще о некоторых качествах, которые не может слышать ухо ныне живущих людей, и потому я их опускаю28.

Но бесстрастие бесстрастию рознь, иное — бесстрастие тела, а иное — бесстрастие души29. Бывает, и от еретиков и неверующих отходят страсти — иными словами, демоны перестают подвигать этих людей на последние, но в этом нет никакой заслуги30. У них это от естества, а у святых — от добродетели.

Существует пять следующих причин, по которым отходят страсти от человека, и, сверяя с ними собственное состояние, нужно проверить, не бесовское ли в нас бесстрастие вместо божественного. Ибо многие хулители имени Господня хвалятся своим «бесстрастием» и, наоборот, упрекают монахов в якобы половом психопатизме31.

1) «От некоторых, не только верных, но и неверных, отошли все страсти, кроме одной, — говорит св. Иоанн Лествичник. — Сию одну они оставляют, как зло первенствующее, которое наполняет место всех прочих страстей; ибо она столь вредоносна, что может свергнуть с самого неба»32. Страсть эта — гордость, разумеется33.

2) «Вещество страстей, будучи изнуряемо Божественным огнем, потребляется; а по мере того, как вещество искореняется и душа очищается, отходят и страсти, если сам человек не привлечет их опять веществолюбивым житием и леностью»34.

3) «Иногда бесы отступают и сами собою, чтобы ввести нас в беспечность, и потом внезапно нападают на бедную душу, расхищают ее и до такой степени приучают к порокам, что она после того уже сама себе наветует и противоборствует»35.

4) «Известно мне и другое отступление оных зверей: оно бывает тогда, когда душа совершенно утвердится в греховных навыках. Пример этого мы видим на младенцах, которые, когда не дают им сосцов матерних, по долговременной привычке своей сосут пальцы»36. Это положение можно иллюстрировать следующим назидательным и для нашего времени рассказом о. Амвросия Оптинского37. «Сидел бес в образе человека и болтал ногами. Видевший это духовными очами спросил его: Что же ты ничего не делаешь?" Бес отвечал: Да мне ничего не остается делать, как только ногами болтать, — люди все делают лучше меня"».

5) «Знаю еще и пятое бесстрастие, — заключает речь Лествичник38, — которое бывает в душе от многой простоты и похвального незлобия. По справедливости посылается таковым помощь от Бога, спасающаго правыя сердцем (Пс. 7, 11), и неприметно для них самих избавляющего от страстей: как и младенцы, когда с них снимут одежду, почти не примечают наготы своей».

Добро и вожделенно божественное бесстрастие, но — не всех оно удел. «Спастись и примириться с Богом всем не невозможно»39, но для того, чтобы быть бесстрастным, нужны и время долгое, и ревность пламенная (Рим. 12, 11), и труды великие, а главное — помощь Божия40. Ибо бесстрастие — это дар Божий41, как и все, что выше естества человеческого. А дары Свои Господь дает кому захочет, и не человеку здесь пытаться что-либо говорить, возражать или даже просто понимать (Рим. 9, 18-21). Ему нужно одно — смириться под крепкую руку Божию и делать предлежащее ему дело, не ожидая за это вообще никакой награды (Лк. 17,7-10).

Каков путь к бесстрастию? — Самый верный лежит чрез послушание и смирение42. Приобретенное чрез эти добродетели бесстрастие незыблемо, даже если бы человеку пришлось постоянно находиться посреди базара или пребывать в окружении человеческих пороков. Но приобретенное среди затвора посредством безмолвия, оно все-таки при частом сближении с миром не бывает непоколебимым43.

Разумные извлекут отсюда пользу и поучение.

III. Созерцание

Так как человек составлен из двух частей (из души и тела), то и все в нем требует двоякой заботы, сообразно с двойственностью его состава. Сначала, как мы видели, он трудится над приобретением телесно-душевных добродетелей, посредством их очищает себя от страстей, а потом переходит и к чисто духовному деланию — созерцанию. Но невозможно кому-либо возвыситься до области этого высшего деяния, если на практике не исполнить прежде низшего44. И об этом мною уже было говорено выше45, и еще несколько слов будет добавлено ниже.

Но что же такое самое созерцание? — «...три суть созерцания естеств, в которых ум возвышается, оказывает свою деятельность и упражняется: два созерцания естеств сотворенных, разумных и неразумных, духовных и телесных; и еще созерцание Святой Троицы»46.

Порядок этих созерцаний таков... Но, чтобы дело было понятнее, начну еще с деяний, предшествующих всякому созерцанию.

Прежде всего от человека требуется безупречность во всем его внешнем поведении47 и усердие по мере сил в телесных добродетелях48. Этим он угомоняет в себе плотские страсти и прекращает нечистые токи тела, хотя, конечно, еще ни о каком совершенстве речи быть не может. Это, так сказать, только распашка почвы и подготовка ее для будущего посева. И если человек на этом остановится и не засеет на поле своего сердца доброй пшеницы добродетелей, то оно опять зарастет вскоре сорными травами страстей и даже еще в большей степени, раз найдут те для себя почву разрыхленной и удобренной. Об этом Сам Господь сказал (Мф. 12, 42-45)49.

Итак, нужно человеку вступить в так называемое (у отцов) «умное житие», состоящее в непрестанном болезновании сердца о грехах, и в молитве, и в охранении себя от тайных страстей, чтобы не вторглась какая-нибудь из них в область сокровенную и духовную. «Все это есть дело сердца, — говорит св. Исаак Сирин, — оно-то и называется житием умным»50. В этом состоянии сердце человека утончается, ум становится острее и начинает постепенно смотреть на вещи прямо, а не противоестественно (чрез естество)51. Это самая низшая ступень созерцания, которое лучше назвать даже ведением52. Всходит же на нее человек, кроме всего прочего, посредством непрестанного изучения Священного Писания, которое помогает ему приобретать здравый взгляд на вещи.

Эта вторая степень доброделания в практическом отношении очень важна, и на ней нужно остановиться подольше, чтобы поговорить поподробнее. Выше было уже сказано, какое великое значение имеет исполнение заповедей Господних вообще с точки зрения закона Божьего — от них не освобождаются даже безмолвники, если они имеют хотя малое общение с братиями53; приведу теперь святоотеческое учение о необходимости хранения заповедей для очищения ума и стяжания им наивысшей чистоты, вводящей человека во дворы созерцания.

Прежде всего здесь нужно сказать следующее. Хотя цель монашеской и истинно христианской жизни заключается в том, чтобы достигнуть чистоты, или божественной любви (как бы ни назвать это состояние совершенства), но домогаться и просить это страстному человеку у Бога никак не следует. Иными словами, если бы кто из живущих в миру, услышав, что дары Св. Духа подаются через дерзновенную молитву к Богу, и бросив всех и вся, заперся бы в своей комнате на молитву и стал бы ходить в церковь для сего, начал бы поститься, изнурять себя и говорить: «Ах, как я люблю спасение», — то поступил бы неразумно и лживо. Ведь не из того, чего вожделевает человек, познается, что он любит, но из того, что он любит, делается заключение о том, чего он вожделевает, ибо чего не возлюбит человек, того и не будет вожделевать. Так и здесь. Если человек, находясь в страстном устроении, как будто стремится к этим великим состояниям и, вообще говоря, к Богу и говорит, что он любит чистоту и Бога, то это еще не значит, что он действительно Его любит, но если кто всячески старается на деле показать себя чистым и со всею ненавистью и гневом подвизается против страстей, сражаясь за заповеди Христовы, — то из этого уже можно выводить, что именно и Кого человек любит (Ин. 14, 21).

Ведь о любви к Богу все говорят, даже и неправославные, а о любви к ближнему — даже кощунники, богоборцы, неверующие. И слово это всякий произносит как свое собственное; однако же при произнесении таких слов движется только язык, душа же не ощущает того, что говорит. И многие больные не знают даже, что они больны. Ибо зло есть недуг души, и прелесть — гибель истины. И весьма часто люди, недугующие этими болезнями, объявляют себя здоровыми и у многих заслуживают похвалу. Но пока душа не уврачуется от зла и не будет приведена в естественное здравие, в каком создана; человеку невозможно вожделевать сверхъестественных даров Духа, ибо душа, болезнующая страстями, не ощущает чувством своим духовного, но желает и стремится к нему только потому, что слышала об этом от других, и по откровениям, почерпнутым из Священного Писания.

А если кто скажет, что молитвой можно всего добиться, то можно ответить такому — да, разумной и дерзновенной. А у грешника где же дерзновение, раз он погряз в страстях и потому подлежит гневу Божьему и наказанию геенной, и где его разум, когда он видит рядом с собою голодного и нищего брата и, вместо того чтобы послужить ему и утешить его, отворачивается под предлогом молитвы и каких-то «высших» духовных дел?54

Итак, ясно, что нужен другой порядок в прохождении доброделания, чтобы достигнуть человеку совершенства и созерцания, и рассудительные давно приобрели последние и уже обладают ими.

Порядок этот следующий. Сперва необходимо терпеливо, с принуждением себя бороться за чистоту. И если душа препобедит страсти, то приобретает себе эту чистоту; а истинная чистота сердца делает то, что ум приобретет дерзновение в час молитвы.

Но как заболевший сын не сомневается в своем отце и не просит у него такими словами: «Дай мне что-нибудь», «Сделай меня наследником», а старается сперва выздороветь и стать на ноги, и по выздоровлении имущество отца само собою становится его собственностью, так и разумный христианин или монах не должен рассуждать и просить у Бога: «Дай мне то-то и то-то». Ибо промышление Божие о нас выше того, какое бывает у отца о сыне. И потому следует нам смиряться, плакать о тех причинах согрешений, которые помимо нашей воли сделаны в помыслах или самым делом, и с сокрушенным сердцем говорить словами мытаря: Боже, милостив буди мне грешнику (Лк. 18, 13). С другой стороны, тайно и явно делать все, чему научил Господь, сказав: ...егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы, яко еже должны бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10), и притом так, чтобы совесть наша свидетельствовала нам, что мы действительно неключимы и имеем нужду в помиловании. Мы должны всегда помнить — и об этом уже было говорено довольно55, — что «не дела отверзают заключенную [страстями] дверь нашего сердца, но сердце сокрушенное и смирение души»56. Таким образом, больной всегда смиряется и прилагает попечение о выздоровлении от своих недугов (страстей), а потом уж домогается сделаться царем, потому что чистота и душевное здравие суть Царство души57. Принеся же покаяние и получив здравие души, грешник входит в область чистого естества и царствует во славе Отца Своего.

И никак иначе это не бывает. Ибо — расширю несколько и продолжу дальше предыдущие положения — если бы душа, будучи заключенной в темницу страстей, могла свободно возлюбить Бога, то не имела бы большой нужды спрашивать и дознавать о таинствах мира духовного, не требовала бы старческого окормления и руководства. Для нее достаточно было бы одних святоотеческих писаний, и всякий, окончивший духовную академию, одним дипломом приобретал бы себе вместе с тем и патент на звание «святого» человека, что говорить и думать, конечно, нелепо. Желать посредством исследования и расспросов уразумевать таковые тайны есть неразумие души, ибо и блаженный апостол Павел руководился не наукой или иным каким вещественным способом познания, когда сказал, что видел и слышал тайны и неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати (2 Кор. 12, 4), но «восхищением восхищен был в духовную область и видел откровение тайн»58. Итак, явно для всякого, что внешнее обучение и знание при наличии в человеке страстей не приносят пользы и недостаточны, для того чтобы открыть дверь, преграждающую путь к чистоте. Если же будут отъяты от души страсти, то ум просвещается и устанавливается на чистом основании естества и уже не имеет нужды в вопросах, потому что ясно сам видит блага, обретающиеся на своем месте59. Это все равно как наши внешние чувства: они ведь не вследствие обучения и вопросов ощущают и воспринимают окружающие вещи, но каждое чувство естественно, в силу имеющейся у него способности к этому, познает внешний мир, а если у него эта способность, как выражаются специалисты, атрофирована и почему-либо не действует, то, сколько ни учи и ни рассказывай человеку о том предмете, какой подлежит восприятию не действующим у человека чувством, последний не может иметь о нем здравого понятия. Так, сколько ни говори слепому о славе солнца и луны, о красоте звезд и блеске драгоценных камней, он воспринимает и судит и представляет себе эту красоту только по названию, знание же, и рассуждение, и восхищение ею (если только можно говорить о последнем) далеки от наслаждения, доставляемого самим видением этих предметов зрячим. Подобно сему нужно мыслить и о созерцании духовном. Ибо ум, презирающий в сокровенные тайны Духа, если он пребывает в своем естественном здравии, то есть исцелился от страстей и украсился добродетелями, начинает сам собою видеть вещи духовного мира и вполне созерцает славу Христову, а не спрашивает и не учится, но наслаждается тайнами нового мира превыше свободы воли своей и соразмерно горячности веры и своей надежде на Христа. И, следовательно, напрасно неверующие (объясняется это, как видно из предыдущего, невежеством их) упрекают нас, христиан, что они не видят чудес (и выводят отсюда — вот логика! — что их нет), что то, о чем учит Евангелие, — невозможная вещь, что святые, да и вообще все спасающиеся, в лучшем случае, ненормальные люди (а то прямо обвиняют духовенство в личных корыстных целях)60. Вместо того чтобы требовать от христиан объяснения и демонстраций чудес, к которым — для проверки духовных вещей — хотят подойти опять-таки с научными методами и громоздкими, из меди и железа (!), аппаратами61, неверующие должны в точности исполнить то, чего требует от своих чад св. Православная Церковь, и вот, после того как проведут в подвигах и добродетелях лет 30-50, то, несомненно, и сами будут творить чудеса, если только до конца уничтожат в своем сердце сатанинскую гордость и обольщение. Тогда уже придется не нам их учить, а нам учиться у них. И как было бы хорошо это...

«Итак, — сводя все к одному, говорит святой Исаак Сирин, — если ты любишь чистоту, отсеки ко всему любовь, расточаемую на всех62, и, вошедши в виноградник сердца своего, делай в нем [Мф. 20, 2], истребляй в душе своей страсти, старайся не знать злобы человеческой. Чистота взирает на Бога, воссиявает и цветет в душе не вследствие прошения, но вследствие неведения злобы какого бы то ни было человека. Если же желательно тебе, чтобы сердце твое соделалось вместилищем тайн нового мира, то обогатись сперва делами телесными, постом, бдением, службою, подвижничеством, терпением, низложением помыслов и прочим. Связывай ум свой чтением Писаний и углублением в них, напиши пред очами у себя заповеди и отдай долг страстей, когда бываешь побежден и побеждаешь. И непрестанным молитвенным и [просительным] собеседованием (разумеется с Богом. — Еп. Варнава) и углублением в молитвословия искореняй в сердце своем всякий образ и всякое подобие, прежде тобою воспринятое63. Приучай ум свой углубляться в тайны Спасителева домостроительства и оставь просить себе ведения (разумения тайн духовного порядка. — Еп. Варнава) и созерцания, которые будут в своем месте и в свое время, превыше словесного описания. Продолжай делание заповедей и труды в приобретении чистоты; и проси себе у Господа в молитве огнем разжженной о всем печали (какую влагал Он в сердца апостолам, мученикам и отцам), да уканет она в твое сердце, и да сподобишься умного жития... Законная дверь, вводящая в это, есть любовь. Если приобретем любовь, она вводит нас в это. Если же сподобимся сего [дарований духовных] по благодати без любви, то непременно когда-нибудь утратим мы это; потому что стяжание и страж высших святых и божественного жития есть любовь [1 Кор. 13, 1-2]»64.

Так, в подвижничестве все связано между собою и завершается любовью, яже есть союз совершенства (Кол. 3, 14). Без добродетелей и объединяющей их всех любви нельзя достигнуть и созерцания. И сколько бы человек ни употреблял усилий, чтобы духовное низошло к нему, оно не покоряется. И если дерзновенно возмечтает он, и возведет взор к духовному сам, и будет доходить до него разумом невовремя, то скоро притупляется его зрение, и вместо действительного усматриваются им призраки и образы — человек впадает в прелесть.

Теперь пора сказать и о самом существе созерцания. Из всего вышеописанного следует, что говорить подробно о сем и пускаться в глубину изысканий — дело лишнее и даже вредное для новоначальных. Но чтобы знали они, ради чего именно им надо подвизаться, и скорбеть, и страдать всю жизнь, приведу из множества описаний созерцания подвижниками Природы несозданной и природы тварной только описание созерцания Божественного Света Св. Троицы (Ин. 8, 12; 1 Ин. 1, 5; 1 Тим. 6, 16), оставленное св. Симеоном Новым Богословом. У последнего этих описаний много, но я выберу из них два, наиболее доступные пониманию молодых подвижников и полезные им, ибо обращены к их сердцу и относятся к покаянному деланию: случаи эти вставлены преподобным в рамку повествования о своих естественных, телесных подвигах. Один случай дает описание созерцания, полученного им по благодати, за горячность веры и по молитвам его духовного отца, другой — относится к тому времени, когда он уже стал приходить в меру любви65, преуспев во всех заповедях и подвигах; он живописует длительный процесс, что лучше проясняет дело.

1. Первый рассказ св. Симеон Новый Богослов ведет не от себя, но якобы от лица некоего послушника.

«Один юный рассказывал мне, что был он послушником у одного старца благоговейного, равного по добродетелям великим святым, и слыша, как он часто говаривал, что на тех, которые подвизаются, свыше приходят божественные озарения и множество света, в каковом состоянии бывает и собеседование Бога с человеками, удивлялся сему, и такое, говорил он мне, возымел я желание получить и себе такое благо, что от жаждания того забывал все, и земное, и небесное, — забывал пищу, и питие, и всякий телесный покой. Старец же мой, будучи великим святым, имел и дар прозорливости и, видя, что я без размышления исполнил все его повеления, между тем не ел и не пил, а был весь погружен в свои мысли, приказал мне есть, потому что имел великое и безмерное ко мне сострадание и благоутробие. Я ел и нехотя, ибо боялся греха преслушания. Но сколько ел, столько еще больше разгоралось во мне пламя внутри. Невыносимо было мне насилие, какое делал мне старец. Слезы текли у меня как река, и, плача так, вскакивал я часто из-за трапезы, думая, по маломыслию, что он полагает препоны доброму моему стремлению, не зная, какую чрезмерную боль и тяготу ношу я в своем сердце.

В один день пошли мы в город, близ которого он жил, для посещения духовных детей его, и пробыли там весь день. Вечером возвратились мы в келью от большого труда и жара алчущие и жаждущие: ибо старец не имел обычая где-либо есть и отдыхать, а было тогда лето, и старцу — годов с шестьдесят. Когда сели мы за стол, я не ел, потому что очень утомился и думал, что если поем и попью, то совсем не смогу стать на молитву и с обычным жаром испрашивать желаемого. Так думал я и сидел, как бы находясь вне себя. Тогда святой мой, смотря на меня и, по дару прозорливости, зная причину, по которой я не ел, и какими мыслями занята моя голова, возымел жалость ко мне и сказал:

— Ешь, чадо, и пей, и отныне оставь всякую печаль, потому что если бы Бог не хотел явить тебе милость, то не благоволил бы Он привести тебя ко мне.

Итак, поели мы и напились больше нежели вдоволь. Ел и он, снисходя к моему изнеможению.

Когда потом убрали мы со стола, говорит мне он:

— Ведай, чадо, что Бог не благоволит много ни к посту, ни к бдению, ни к другому какому телесному труду, ни к какому другому доброму делу, и не являет себя никому другому, кроме только смиренной, непытливой и благой души и сердца.

Слыша это, я удивился слову и наставлению святого и, горя сильным внутренним огнем и все грехи свои во мгновение ока приведя на мысль, облился весь слезами, текшими из очей моих, и, падши к ногам святого и обняв их, сказал:

— Молись о мне, святче Божий, да обрету милость по твоему ходатайству, так как из тех добрых расположений, о которых сказал ты, я не имею ни одного, да и ничего доброго, кроме только многих моих грехов, которые знаешь и ты.

На это святой мой показал мне такое сильное соболезнование, что сам заплакал и, велев мне подняться с земли, сказал:

— Имею веру, что Бог, такие богатые явивший ко мне Свои милости, дарует и тебе сугубую благодать, ради одной веры твоей, какую имеешь ты к Нему — Богу и ко мне, последнему и худейшему.

Это слово я принял так, как бы слышал его от Самого Бога, и, помышляя о сугубой благодати, какую получил Елисей чрез пророка Илию, уверовал, что, хотя я и недостоин, но человеколюбивый Бог очень скоро творит волю боящихся Его, и, с поклоном испросив молитвы, пошел в свою келью. Отпуская меня, старец дал мне заповедь — прочитать на ночь лишь Трисвятое и — лечь.

Вошедши туда, где имел я обыкновение молиться, и начав: Святый Боже — и вспомнив слово святого старца, я вдруг заплакал и в такие пришел слезы, и в такой пламень к Богу, что не могу выразить того словом, ни той радости и сладостного утешения, какие были тогда во мне.

Падши затем лицом наземь, я увидел нечто дивное, ибо вот — воссиял мысленно во мне великий свет и взял к себе весь мой ум и всю душу. Изумился я такому внезапному чуду и стал, как вне себя, забыв и место, в котором стоял, и что такое я, и где я, вопиял только: «Господи, помилуй!» — как догадался, когда пришел в себя.

Впрочем, отче мой, кто был тот, кто говорил во мне и приводил в движение язык мой, не ведаю, — Бог то весть, — не ведаю и того, как соединился я с тем светом, в теле ли быв или вне тела. Ведает это тот самый свет, который изгнал из моей души всю тьму и всякое земное мудрование, отнял от меня всю вещественность и тяжесть тела и произвел в моих членах великое расслабление и изнеможение. Это изнеможение и расслабление моих членов и нервов было так сильно от крайнего напряжения, что мне казалось, будто я слагаю с себя бремя тления. В душе же моей он произвел великую радость, умное чувство и сладость, высшую всякой чувственной сладости. Сверх того, он дивно даровал мне свободу и забвение всех помыслов, какие в мире, и открыл самый способ исхождения из настоящей жизни; потому что все чувства ума и души моей прилеплены были тогда к единому неизреченному веселию и радости от того света.

Но когда безмерный тот, явившийся мне, свет мало-помалу умалился и наконец совсем стал невидим, тогда я пришел в чувство и познал, какие дивности внезапно произвела во мне сила того света. Почему, испытав удаление его и видя, что он опять оставил меня одного в этой жизни, я столь много опечалился и душа моя так сильно возболезновала о том, что не могу выразить тебе, как следует, великой скорби, которая как огонь возгорелась тогда в моей душе. Если можешь, отче мой, сам вообрази и болезнь разлучения того, и высоту великого того благодеяния, и безмерную любовь, явленную мне и разгоревшуюся во мне, а я не могу ни языком сказать, ни умом понять безмерность того видения.

Я сказал ему:

— Нет, всечестный отче и брате! Ты изобрази мне действия того света, который явился тебе.

И он, сладкий, исполненный Святого Духа и сподобившийся такого видения, ответил мне кротчайшим и медоречивым гласом:

— О отче! Свет тот, когда является, веселит, а когда скрывается, оставляет рану и болезнь в сердце. Приходя или нисходя на меня, Он возводит меня на небеса, одевая и меня светом. Он является мне, как некая звезда, и есть невместим для всей твари; сияет как солнце, и мне непонятно, как вся тварь держится Его силою. Он показывает мне все, что есть в творении, — и повелевает мне не заходить за пределы человеческого естества. Меня объемлют кровля и стены; а он отверзает мне небеса. Поднимаю чувственные мои очи, чтобы посмотреть, что есть на небе, и вижу, что там все так же есть, как было прежде. Удивляюсь этому — и слышу свыше глас, таинственно говорящий мне:

То, что видишь теперь, есть таинственное предъизображение будущих благ, которых, совершенно как они есть, не увидишь, пока носишь плоть. Но возвратись в себя самого и смотри, чтобы не сделать чего-либо такого, что может лишить тебя благ, которые сподобился ты получить. Если же и погрешишь когда, в научение смирению, позаботься не бегать покаяния, потому что покаяние вместе с Моим человеколюбием изглаждает и прежние, и настоящие грехи»66.

Далее св. Симеон перечисляет и указывает подобные пути и добродетели, которыми достигается это превышеестественное состояние, но описание их я опускаю, ввиду того что они совпадают с теми, что были изложены по преп. Исааку Сирину*.

(* На этом рукопись Главы 13 обрывается. — Прим. составителя.)

 

Примечания:

1. Преп. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 2. М., 1890. С. 553. Деятельные и богословские главы, 136.

2. У апостола «в нас», но так как он писал святым (Рим. 16,15), то я и заменил, ради связи речи, это первое слово последним.

3. Преп. Иоанн Синайский. Лествица. Слово 30, 2, 9. См. еще: преп. Симеон Новый Богослова. Вып. 1. М., 1892. С. 5.

4. Преп. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 1. С. 466. Слово 51. Подробно этот вопрос развит в «Прологе».

5. Его же. Слова. Вып. 2. С. 416. Слово 84.

6. Преп. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. Сергиев Посад, 1917. С. 42.

7. Там же. С. 77.

8. Там же. С. 108.

9. Там же. С. 148.

10. См. подробно об этом в: "Основы" Отдел III. Гл. 9. § 1. О целомудрии (выдержки из преп. Симеона Нового Богослова).

И. Преп. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 2. С. 489. «Возвещение истины» здесь разумеется другим людям, погрязшим в тине пороков и неверия. А просвещать других людей, самому будучи слепым от страстей, как это бывает постоянно у нас, — безумное дело. См. об этом: преп. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. С. 222-224. Гимн XLVII; также преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Слово 55; у Иоанна Лествичника и многих других.

12. Преп. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. С. 222. Мудрствующим же инако, т. е. «тем, кто понимает, что существо Божие может быть приобщаемо (людям)», соборами против варлаамитов была вынесена анафема трижды. См.: Троицкий С. Афонская смута// Прибавления к Церковным Ведомостям. 1913. №. 20. С. 893.

13. Лествица. Слово 29, 2.

14. Там же. Слово 29, 3.

15. Там же. Слово 29, 9. Другие определения бесстрастия см.: преп. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 2. С. 562-563. Деятельные и богословские главы, 165; преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Сергиев Посад, 1911. С. 210. Слово 48.

16. Лествица. Слово 29, 10.

17. Как очевидно из дальнейшего, в лекарственных целях — не забудем, что и Церковь, снисходя к немощным, разрешает нарушать пост во время болезни.

18. Древний Патерик. М., 1899. С. 62. Глава 4, 77.

19. Лествица. Слово 29, 10.

20. Примеры см. в: "Основы" Отдел III. Гл. 9. § 1. О целомудрии (из жизни св. Андрея, Христа ради юродивого, Симеона блаженного и других).

21. Пример в: "Основы" Отдел III. Гл. 6. § 6. Очистительное действие страданий.

22. Знаменитый отец Египетский. Про него рассказываются чудные вещи: Достопамятные сказания. СПб., 1871. С. 142 и след. «Колов» (от греческого κολοβος — «малый, короткий») — потому что он был низкого роста.

23. «Сосуд» разумеется душевный, т. е. «душа твоя», отсюда следует, что и слова твои (ибо, как сказал Господь, от избытка сердца уста глаголют: Мф. 12, 34) ядовиты, и потому-де ты только губишь своими советами окружающих, — хотел сказать тот монах.

24. Т. е. на самом деле я еще хуже, чем ты думаешь, — таков смысл ответа аввы Иоанна, показывающий всю глубину его кротости и смирения.

25. Как многие, например, находясь наедине, ходят у себя по комнате, жестикулируют, мысленно говорят речи, отпускают остроты, принимая за них комплименты (от бесов, конечно), представляя себе, как будто они находятся в большом собрании, среди знакомых, в гостиной и т. д.

26. Пример из жития аввы Алония см. в "Основы" Отдел III. Гл. 11. § 3. Молчание и безмолвие.

27. Лествица. Слово 29, 10. Ср. слова аввы Сисоя Великого, произнесенные им, когда он был при смерти, и мольбу его дать ему время для покаяния ("Основы" Заключение. § 1. Смерть).

28. Преп. Симеон Новый Богослов. Божественные гимны. С. 263; преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 97.

29. См. об этом различии: преп. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 1. С. 398-399.

30. См. цитату из «Лествицы» (Слово 23, 36) в: "Основы" Отдел III. Гл. 3. § 5. Тщеславие.

31. Розанов В. Люди лунного света. — Метафизика христианства. СПб., 1913.

32. Лествица. Слово 26, 62.

33. Там же. Слово 23, 5. (См.: "Основы" Отдел III. Гл. 11. Смирение.)

34. Там же. Слово 26, 63.

35. Там же. Слово 26, 64. См. также: "Основы" Отдел III. Гл. 6. § 6. Очистительное действие страданий.

36. Там же. Слово 26, 65.

37. Агапит, архим. Жизнеописание в Бозе почившего оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. Ч. I. M., 1900. С. 103.

38. Лествица. Слово 26, 66.

39. Там же. Слово 26, 82.

40. Там же. Слово 26, 242. См. также: "Основы" Отдел III. Гл. 1. § 3. Грех по его развитии в человеке...

41. См. превосходное и наглядное изложение этого положения у преп. Симеона Нового Богослова (Слова. Вып. 2. С. 464-465), которое за недостатком места не могу привести.

42. Лествица. Слово 4, 7. Ср.: "Основы" Отдел III. Гл. 6. § 3. Принятие на себя подвигов (цитата из «Лествицы»: Слово 22, 32); Гл. 11. Смирение (цитата из «Лествицы»: 25, 36).

43. Там же. Слово 15, 37.

44. Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 251. Слово 55.

45. См.: "Основы" Отдел III. Гл. 11. § 3. Молчание и безмолвие.

46. Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 263. Ср.: "Основы" Отдел III. Гл. 12. § 19. Условия действенности молитвы. (Молитва совершенных.)

47. См.: "Основы" Отдел III. Гл. 6. § 1. Значение внешнего поведения...

48. Там же. Гл. 6. § 3. Принятие на себя подвигов.

49. См. об этом подробно: преп. авва Дорофей. Душеполезные поучения. Св.-Троицкая Сергиева Лавра, 1904. С. 141-147. Поучение 12.

50. Слова подвижнические. С. 393. Слово 80. О термине «умный» см.: "Основы" Отдел П. § 2. Ангелы; Отдел III. Гл. 1. § 2. Состояние разумной силы души (ума).

51. См.: "Основы" Отдел I. О трех степенях богопознания; преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 97. Слово 21; преп. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 1. С. 226; Вып. 2. С. 133, 338, 553; Вып. 3. С. 89-90.

52. О трех способах ведения см.: преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 117-133. Слова 25-29.

53. См.: "Основы" Отдел III. Гл. И. § 3. Молчание и безмолвие.

54. Об этом подробно см.: там же.

55. См. прим. 42.

56. Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 255. Слово 55.

57. Учение о совершенстве и чистоте как Царстве Божием подробно развито св. Симеоном Новым Богословом: Слова. Вып. 1. С. 214, 231, 250, 364,450,488-489. Вып. 2. С. 202, 208, 348, 367, 471, 472. Вып. 3. С. 31-32, 34-35, 114-115, 169.

58. Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. С. 261—262. Однако некоторые у нас пытаются любомудрствовать с помощью языческих, т. е. демонских, мифов о тайнах познания Духа и посредством решета выловить отражения небесных звезд в воде стоячего болота. Если это дело возможно, то, конечно, оно требует иных средств для своего исполнения. См., например: Флоренский П. «Не восхищение непщева...» // Богословский Вестник. 1915. № 7-8.

59. Этим объясняется, каким образом простецы, не обученные внешней науке, но просвещенные Духом Святым, пишут глубокие по содержанию книги, которые изучают и никак не изучат все мудрецы мира. Вместо примеров из святоотеческой письменности, укажу на первоисточник нашего спасения и богооткровения — св. Библию, некоторые книги которой написаны совершенными простецами (например, пророк Амос был пастухом).

60. При этом — из-за своей странной логики — забывают, что не духовенство имеет корни своего бытия в народе, а народ — в нем. Доколе существует вера в людях, дотоле будет существовать и Церковь, а вместе с нею и ее руководители — пастыри; когда же в душе человека не будет ни искры веры, то и духовенству будет нечего делать (и даже неоткуда будет ему взяться). Итак, души верующих людей требуют для себя духовенства как посредника между собою и Богом. И Бог, зная эту потребность человека, Сам дал ей такой порядок, а вернее, Он же и создал эту потребность в человеке, ибо тварь, как конечное существо, нуждается в помощи Бесконечного, т. е. Бога, а потому нужен ходатай, облеченный правом и властью для сего. Чтобы дар <священства реализовался в полной мере>, приходил и Сам Христос, как показал нам божественный Павел в своем Послании к Евреям.

61. См. приложение к экспертизам психолога Сикорского о Вюрцбургской школе.

62. На практике это можно для немощных и живущих посреди братии заменить другим советом того же Исаака Сирина: «Будь дружен со всеми людьми; а мыслию своею пребывай один» (Слова подвижнические. С. 424. Слово 89).

63. Т. е. поле нашего сознания всегда должно быть чисто от всех представлений внешнего мира и занято деланием Иисусовой молитвы; образ <мира> должен быть безвидным, иначе спасающимся грозит прелесть (см.: "Основы" Отдел III. Гл. 4. § 1. Прелесть...).

64. Преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Слово 55. Отсюда взяты и предыдущие рассуждения.

65. Выше я только намекнул словами преп. Исаака Сирина, что существует два рода достижения человеком состояния созерцания (ср.: «если приобретаем любовь, она...» и т. д., «если же сподобимся сего по благодати, то...»). Теперь же читатель может и примеры этого видеть. Подробное теоретическое изложение всей разницы между этими обоими состояниями, имеющей громадное значение в духовном делании, см. у того же Исаака Сирина (Слова подвижнические. Слово 55).

66. Преп. Симеон Новый Богослов. Слова. Вып. 2. С. 435-439. Слово 86.

См. еще подробное описание видения Божественного Света, но видимого не только мысленно, внутри себя, но извне, на всей окружающей природе, у того же св. Симеона (там же. С. 22-26. Слово 56). Оно относится к тому времени, когда святой не был даже монахом, а был всего лишь светским молодым человеком, ходившим, однако, к тому же старцу и бравшим у него для прочтения душеполезные книги.

К нашему почти времени относится знаменитое видение благодати Св. Духа в виде неизреченного света, которого удостоился, по молитве преп. Серафима Саровского, Н. А. Мотовилов. См.: Нилус С. Дух Божий, явно почивший на о. Серафиме Саровском в беседе его о цели христианской жизни с симбирским помещиком и совестным судьей Н. А. Мотовиловым. — Из рукописных воспоминаний Н. А. Мотовилова. М., 1903.

 

Система Orphus Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter


<<<   СОДЕРЖАНИЕ   >>>