<<<   БИБЛИОТЕКА   >>>


Свт. Игнатий Брянчанинов. Письма к разным лицам. Том 6

ПОИСК

 

Письмо 21

Истинный друг отец Игнатий!

По милости Божией я почувствовал особенное облегчение на сей неделе по извержении многих мокрот гнойных и вонючих. Ты знаешь, что я обыкновенно к этому времени, т.е. к ноябрю, расхварываюсь. Теперь наоборот вижу себя гораздо в лучшем состоянии: только ноги, в особенности левая, еще побаливают, хотя и им гораздо легче. Письмо твое от 14-го получил. Предоставь воле Божией мой приезд; я имею намерение такое: тогда выехать отсюда, когда уверюсь, что я выздоровел и окреп совершенно, что могу пуститься в дорогу безопасно, что, приехав к Вам, не буду лишь лежать в праздности, но и споспешествовать общей пользе. Сознаюсь в последнее время у меня очень было на совести, что я мало занимался братиею, то есть назиданием их. Это занятие намереваюсь возобновить, когда милосердый Господь возвратит меня с обновленными силами. Глаза мои так поправились, что пишу свободно при одной свечке. Но все еще слаб и больше лежу. Настоящее твое положение хотя и сопряжено с некоторыми скорбями, но оно тебя формирует, укрепляет. Я очень рад, что Бог, столько к тебе милосердый, дарует тебе способ сформироваться правильно, на пути прямом, чистом Беда когда человек формируется на кривых путях: во всю жизнь свою будет смахиваться в шельмовство. Итак не скорби; втуне не желаю проводить здесь времени, но хочется радикально вылечиться; я даже не понимал, что я столько испорчен простудой, особливо не думал, что голова у меня простужена сильно; приписываю боли и расстройство ее действию геморроя. Ничуть не бывало простуда! Вспоминаю точно простудил! Декокт, мною употребляемый, ничуть не опасен! Это не Стефаницева дрянь! Не нужно ни того тепла, ни той испарины, сыпи почти не производит, а действует всеми проходами, извергая мокроты. Когда нуждаюсь в испарине, то пью чай: он больше дает испарины. Он варится из сассапарели, которой кладут очень много, дают декокту упреть. Когда он упреет и остынет, то точно кисель жидкий: такого декокту я пью 4 стакана в день. Ну уж и перерабатывает: иные дни пролеживал в совершенном онемении. Здесь живет некоторый помещик, которого так вылечили в Париже; прежде никакие шубы не грели, а теперь одевается очень легко, переносит всякий холод. Благодарю за посланные шубу и другие вещи. Я их еще не получил. Когда граф. Орлова приедет в Петербург, то отвези ей четыре экземплярчика «Валаам. м.»: один для нее, другой в библиотеку монастыря, один о. арх. и один о. Владимиру. Павел Матвеевич пишет, что он рисунки монастыря велит отлитографировать. Христос с тобою.

Недост. арх. Игнатий.

23 октября

Жаль, что коров купить не на что. Задний участок, т.е. ту именно часть его, на которой очень плохо родилась трава, спахать и удобрить золотом, на нем посеем овес. А вместо ржаного поля отделаем место за валом надо же когда-нибудь его отделать.

Отдал ли А. жит. море?

Также о брошюрке «Бород. м.» ничего не пишешь.

 

Письмо 22

Истинный друг мой, отец Игнатий!

По милости Божией здоровье мое лучше и лучше; самые ноги начинают оживать и поправляться. Остается одна сильная слабость, по причине которой почти беспрестанно лежу и ничем не занимаюсь. Я не думал, что буду проводить здесь время в такой праздности; причиною этого расслабление, но при этом самом расслаблении чувствую гораздо больше твердости в членах. С исшествием простуды укрепились нервы. Просьбу Стефана я приказал переписать на твое имя, как управляющего монастырем; если подать от моего имени могут обидеться или подумать и придумать что-нибудь; а ты знаешь, как на это склонны. Бог даст поокрепну напишу побольше. Благодарю за шубу и прочие присланные вещи все получил исправно. Конечно ты замечаешь по письму моему, что рука моя потверже. Приложенные письма потрудись доставить по надписи. Христос с тобою, тебе преданнейший друг

архимандрит Игнатий.

октябрь 1847 года

Потрудись поздравить госпожу игумению Феофанию с днем ее Ангела, когда он настанет, поручаю себя ее святым молитвам. И мать Варсонофия, конечно, я уверен, не забывает меня. Потрудись дать знать Исакову Книгопродавцу, чтоб он переплел следующие мне томы Патрологии и доставил к нам в обитель; пусть они ждут меня там с прочими моими книгами, которые давно стоят спокойно на полках, в тишине шкафа, свободно покрываясь пылью. Им больные глаза мои доставляли этот покой. Но глаза мои теперь поправляются.

 

Письмо 23

Истинный друг мой, отец Игнатий!

По милости Божией здоровье мое лучше и лучше. Но все еще крайне слаб: боли из всего тела приняли направление в желудок и выходят красною, мутною мочою, идущею в очень малом количестве. Присланный французский пластырь Анною Александровною мне очень помог. Он есть у Исакова Книгопродавца; вели немедленно прислать мне шесть сверточков по прилагаемой при сем бумажке печатной. Декокт оканчиваю пью самый жиденький и перехожу к настойке сассапарельной. Глаза мои очищаются, но я крайне слаб. Пописав немного, должен лежать очень много. Приложенные при сем письма потрудись доставить по адресам со всею аккуратностью. Пожалуйста же, потрудись прислать по первой почте пластыря. В письмах по почте будь как можно осторожен.

Христос с тобою, душа моя. Тебе преданнейший друг

арх. Игнатий.

2 ноября

Пожалуйста, позаботься о пластыре! Пошли листочка три воспоминанья о Бород. м. Б. Фридерикс.

 

Письмо 24

Истинный, бесценный друг мой, отец Игнатий!

Письма твои, в которых так ясно изображается открытая душа твоя, приносят мне особеннейшее утешение. Уведомляю о себе, что чувствую себя гораздо получше, но все еще вертит и отделяются мокроты. Также слабость. С неделю как перестал пить декокт. В прошедшее воскресенье стала Волга; вчера и третьего дня была прекраснейшая погода, и я выходил в 12 часов на воздух. Какой здесь воздух! В ноябре он легче, нежели в Петербурге в мае. Хорошо бы мне пробыть здесь до весны; необходимо бы это нужно. Застаревшая моя простуда медленно выходит. Есть возможность попользоваться бардяными ваннами, чего бы мне очень хотелось. И все бы мы, зиму пролечившись, весной пожаловали в Сергиеву, выписанные из инвалидной команды в наличный строй. Прилагаю письмо к Екатерине Сергеевне Баташовой. Благодарю тебя, что напомянул, и впредь всегда так делай. Ты знаешь я в таких случаях не всегда догадлив. Вели, друг мой, сделать мне подрясник из хорошей белки и покрыть черным лицемором возьми на это из моей кружки. Моя песцовая шубка повытерлась, а случись необходимость ехать: надо выехать с хорошим запасом тепла. Пришлешь на имя Николая Никандровича Жадовского, ярославского почтмейстера; да повели по приложенному образчику только несколько побольше сделать оплаток с буквою И белого цвета, А это мановение[22].

В Костроме кн. Суворов от А.А. Кавелина получил милейшее письмо, написанное из самого сердца. Вот такая любовь меня утешает. Пишет, что ты был у него. Христос с тобою и со всем братством. Будь здоров душою и телом, тебе преданнейший

арх. Игнатий.

13 ноября

 

Письмо 25

Бесценнейший Игнатий!

К слову «бесценнейший» не прибавлю слова «мой», потому что все мы Божии. Не желаю Божие похищать себе, а когда милосердый Господь дарует мне Свое «благослови душе моя Господа и вся внутренняя моя имя святое Его» а Божие да пребывает Божиим, и я буду им пользоваться, как Божиим.

Письмо твое от 13 ноября получил; при нем пластырь от А., которым и обернул мои больные ноги.

Господь да подкрепит тебя в несении трудностей, с которыми сопряжено твое настоящее положение, которыми образуется разум твой и душа твоя. Вижу над тобою особенный Промысл Божий: Бог полюбил тебя и ведет к Себе. А потому показывает тебе мир во всей наготе его, показывает, как в нем все тленно, все пусто; как все его занятия и хлопоты крадут у человека время и отводят от благочестивых занятий и добываемого ими блаженства вечного. Все это надо увидать ощущением души, а в книге не вычитаешь, доколе не отверзнутся душевные очи. Возложись на Господа, в терпении твоем стяжевай душу твою. Терпение подается верою, а вера зависит от произвола человеческого, потому что она естественное свойство нашего ума. Кто захочет, тот тотчас может ее иметь в нужной для него мере.

Отсюда я ничего не писал тебе об уединении, хотя и очень помнил, что обещал написать пообжившись, не пишу потому, что все время здесь, особливо время лечения, живу единственно для тела, а не для души. Мои мысли об этом предмете те же, что и в Сергиевой; мне нечего себя испытывать, а в мои годы и не время: образ мыслей сформировался, а годы ушли. Можно быть решительным. То, что я здесь не поскучал, можно сказать ни на минуту, нисколько не странно; противное было бы странно.

Пошедши в монастырь не от нужды, а по собственному избранию и увлечению, пошедши в него не ветрено, а по предварительном подробном рассмотрении, сохраняя цель мою неизменною доселе, я, по естественному ходу вещей, не скучал в монастыре, не скучаю и впредь надеюсь быть сохраненным милостию Божиею. Тот монастырь для меня приятнее, который более соответствует монашеской цели. Здесь мне нравится уединение, простота, в особенности же необыкновенно сухой и здоровый воздух, чему причина грунт земли, состоящей из хрящу и песку. Место более уединенное можно найти, в особенности более закрытое лесом. Здесь роща с одной стороны, с прочих на десятки верст открытое место, почему ветры похожи на ветры Сергиевой пустыни сильны, но мягки, нежны. Я говорил, на всякий случай, здешнему Преосвященному, чтоб нам дал не важный, но пользующийся выгодами уединения, местоположения и климата монастырек, на что он очень согласен. Здесь монастырей много, а монахов очень мало; по здешним местам наш монах о. Моисей мог бы даже быть хорошим строителем, а в свое время и игуменом. Кажется, по милости Божией, когда последует Его Святая воля, устроиться можно. А подумывать о себе надо: потому что те, которые взялись думать о нас, только воспользовались трудами нашими и отбрасывают нас как выжатый лимон.

Лекарство, отнимающее у меня все время, отдающее его лежанью, различным в теле броженьям и всему прочему подобному, действует на поправление здоровья отлично. С 6 ноября я кончил употребление декокта на воде. С этого времени начались здесь постоянные морозы и начала вставать Волга. Снег только отбелил поверхность земли; его так мало, что до сих пор нет санной дороги. С 6 ноября пью густую настойку на вине. Действие превосходное! Дней с десять как начал очень укрепляться, т.е. чувствовать крепость нерв; но вместе с сим из верхней половины тела полил сильный пот, оставляющий на белье, когда высохнет, желтоватую окраску. Вкус соли, хотя не совсем пропал во рту, но очень уменьшился. Глаза мои необыкновенно очистились; еще с половины сентября начались брожения в простуженной голове моей и из глаз пошла мокрота при некоторых болях то в голове, то в глазах. Эти боли головные, боли временные продолжаются. Все жилы тянет от затылка, из левой руки, из ног, из всех простуженных мест в желудок.

Оттого так сильно болит левый бок; теперь эта боль меньше и спустилась ниже к двум проходам, которыми и выходит в виде различных слизей. Все дело состояло в том, что от простуды я был наполнен «холодными мокротами», которые препятствовали кровообращению, пищеварению, расстроили геморрой и нервы; по причине их я приходил в внезапное изнеможение, как бы рассеченный на части; по причине их нуждался зимой в особенно теплой комнате. Вышло их из меня множество и еще идут; по мере того, как выходят, чувствую себя лучше и лучше. Отсрочка мне была бы необходима: лечение надо продолжать до совершенного освобождения от мокрот, что окажется прекращением брожения во всем теле. В членах, вполне здоровых, я уже не чувствую ни малейшего брожения; теперь оно действует преимущественно в затылке и оконечностях ног, которые обернуты вновь присланным пластырем.

Если б дали отсрочку до 1 июня, то я б и вылечился, и исподволь привык здесь к воздуху, и попользовался бардовыми ваннами, которые можно здесь иметь. Возвратный путь совершил бы чрез Москву, заехал бы в Оптину пустынь и, может быть, в Воронеж, присматриваясь к местам и выбирая для себя удобнейшее. Нам много будет значить и то, чтоб в месте, которое изберем, были нужные для нас потребности и были по дешевой цене. Поздоровел бы здесь и пописал бы. Это совсем не лишнее. В Москве я встретился с человеком, который пописывает, пописывает слегка, не утруждая себя, выручает тысячку, другую, третью в год и этим содержится. Это все при нашем положении не надо выпускать из виду. Особенно приятен кусок хлеба, приобретенный трудами рук своих! Приятна и независимость, в которую поставляют человека дельные руки дар Создателя. Вот тебе суждение мое о моей отсрочке, о которой, если возможно ее получить, пора уже подумывать. Подумываю и о возвращении, потому что при моих обстоятельствах надо подумать и так и сяк. Приготовляю на всякий случай меховую шапку из мерлушек; мерлушки будут внутри и снаружи; конструкция шапки особенная; эту конструкцию изобрели потребности распростуженной головы, имя шапке: «шапка-ушанья».

Потребность ног заставила изобрести сапоги, которые бы влезали сверх моих теплых меховых сапог, простирались донельзя сверх колен, так что ноги, в случай поездки, будут защищены троими сапогами. Верхние сапоги уже более мешки, чем сапоги должны быть из овчин или оленьих мехов не знаю, что найду здесь, Надо будет купить две зимние повозки: одну хорошую (здесь такую можно получить за 100 серебром), другую рогожаную для Стефана и Сисоя. Ехать надо будет на 5-ти лошадях. Если придется совершать путешествие зимою, то надо ехать на Тихвин и Ладогу; в Рыбинске у о. игумена Варфоломея можно будет отдохнуть, в Тихвине у архимандрита; пожалуй, можно будет проехать на Зеленецкий и Ладогу. Вот мои предположения, скажи о них свое мнение. О ходе болезни моей извести Ивана Васильевича. Я еще не собрался отвечать ему: видишь и к тебе пишу первое письмо, которое сказывается некоторою свежестию мысли и руки. От Аполлоса получил два-три письма, которые мне очень не понравились: шельмовские. В особенности не понравилось последнее. Делает точно тоже, что и с тобою: выпытывает возвращусь ли в Сергиеву и когда возвращусь; распространяется, как все желают моего возвращения. И все это так гадко! Хотел я в прошлом письме моем написать тебе об этом, да остановился подумал: и без того у тебя много скорбей; что еще прибавлять их сообщением мыслей мрачных. По всему видно, что слухи, якобы он купил настоятельство Сергиевой пустыни, вполне справедливы. Теперь продавщик водит покупателя за нос и еще обнадеживает успехом; а этот как рыбка около приманочки. И боярыня, достававшая деньги для покупки, когда была ныне весною в Питере, вела себя такою же отвратительною шельмою, как и старец ее. Далеко отложилось сердце мое от этих людей: теперь они уже никогда не перестанут бездельничать. Надо только начать, вдаться а потом уже и дело покончено. Другой такой же или подобный Павел Чернявский. Что-то у этих людей в сердцах холодное! Ни одного чувства не могут принять в себя глубоко и сохранить его. Все у них так поверхностно, непостоянно. От ума какой-то блеск, словно блезир, по выражению русского человека ничего нет существенного.

Затем Христос с тобою. Поручающий тебя милости Божией и молитвам пр. Сергия.

Преданнейший друг

архимандрит Игнатий.

27 ноября

В Костроме князь Суворов; сбирается на часок прикатить ко мне по первому санному пути.

 

Письмо 26

Бесценный Игнатий!

После последнего письма моего к тебе меня повертело в течение двух суток: некоторые жилы ножные освободились от своей мертвости. Предшествует разрешению всякой боли верчение. Приложенное письмо, прочитав, доставь Снесареву. Вот образчик книги, которая давно формировалась у меня в голове, а теперь мало-помалу переходит из идеального бытия в существенное: это будет вроде «Подражание Христу» известной западной книги, только наша. [Включаю тебя и прочих ради Бога единомудрствующих со мною в число сочинителей книги, потому употребляю выражение: «наша».] Совершенно в духе Восточной Церкви и выходит сильнее, зрелее, основательнее, с совершенно особенным характером. Эту книгу желалось бы подвинуть хоть до половины, доколе я здесь в уединении. Такое дело, сделанное до половины, почти уже сделано до конца.

Сегодня мне получше. Продолжает лить сильнейший пот, оставляющий на рубашке желтоватую окраску и рубашка делается как бы накрахмаленною тверда.

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

архимандрит Игнатий.

1 декабря

 

Письмо 27

В день общего нашего Ангела поздравляю тебя, бесценный Ангел, с днем Твоего Ангела. Желаю тебе всех истинных благ, а паче всех того, которое имел наш Ангел, по причине которого он назван Богоносцем. Утешаюсь тобою, радуюсь за тебя, надеюсь на милость Божию к тебе. С первых чисел декабря началась со мною новая передряга. Лекарство проникнуло до оконечностей ног: они пораспухли, сделались как замерзшие и начали оттаивать (не подумай, что я их простудил, нет, я никуда не выходил); они сделались подобными двум кускам мерзлой семги, которая оттаивает. Это оттаивание так было сильно, что Николай, терши их, когда прислонит ладони свои к подошвам, то ощущал тонкий ветерок, идущий из подошв моих, как бы ветерок от чего замерзшего.

Все мои болезни начались с того, что, бывши еще юнкером, я жестоко простудил ноги, оконечности их; от различных медицинских пособий чувствовал облегчение временное, но оконечности ног никогда не вылечивали, год от году приходили в худшее положение и наконец привели меня в такое состояние болезненности, которое тебе известно, как очевидцу. Теперь по милости Божией, кажется, радикально излечаюсь. Но во всем идет сильнейший переворот, какая-то переборка, перерождение всего, отчего большую часть времени провожу в постели, в оцепенении, не занимаясь ничем, почти ниже чтением. Боли повсеместно уничтожаются, глаза поправляются, отделяется множество самомерзостнейшей мокроты, нервы получают необыкновенную забытую уже мною крепость. Степану и Сисою гораздо лучше. Иосиф Петрович Пряженцов, посетивший меня на пути своем в Петербург, дал мне обещание побывать в Сергиевой пустыни и известить братию о моем бытье и состоянии. Премилый человек! Доставил мне из поместья своего железную ванну и другие мелочи деревенские, весьма страннику нелишние.

Радуюсь, что у вас идет все благополучно.

Разумеется, напрасно времени тратить здесь я не намерен; теперь выехать мне невозможно, и не знаю скоро ли наступит эта возможность. Застарелая болезнь выходит не спеша Письмо к г. Б.П. непременно постараюсь тебе выслать. При первой возможности постараюсь написать к Павлу Васильевичу. Увидишь о. арх. Симеона, свидетельствуй ему мое истинное почтение. Скажи добрейшему Ивану Васильевичу Бутузову, что милейшее письмо его я получил, премного благодарю за него и буду отвечать при первых силах. И ныне бываю уже дня с два силен на полчаса в день, остальное время все на постели.

Благодарю за присланные деньги: они пришлись очень кстати: потому что у нас остался уже только один целковый, да и провизия вся истощилась.

Поздравляю тебя и все братство с наступающим Праздником Рождества Христова Прошу у всех святых молитв о недостойном

арх. Игнатий.

20 декабря 1847 года

 

Письмо 28

Бесценный Игнатий!

Поздравляю тебя с наступающим Праздником Рождества Христова и наступающим Новым годом. Потрудись поздравить от меня всех наших знакомых, у кого побываешь, в особенности побывай у Василия Дмитревича Олсуфьева, гофмейстера цесаревичева, поздравь его всеусердно от меня: он предобрый и умный человек. Я ему писал от сего числа письмо. Благодарю тебя за шубку. Очень мне понравилась; особенно приятно, что ты ее устроил. На следующей почте думаю послать его В-ву рапорт о состоянии моего здоровья, которое хотя по всему видимому возвратилось, но делает для меня невозможным выезд сию минуту. Прилагаю один листок брошюры «Воспоминание о Б. м.», выправленный. Без числа ошибок! Совсем теряется и искажается смысл. Такой же листок посылаю в Бородинский монастырь, отдай сам или чрез кого два экземпляра «Валаамского Монастыря» в девичий Петербургский монастырь. Г-жам игуменье и благочинной. Прошу их, чтоб они сами заглянули в эти тетрадки, но не давали никому для чтения: особенно Кутье, имеющей единственный талант зависти и тем выказывающей куда, принадлежит их премудрость (Иак. гл. 3).

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

арх. Игнатий.

25 декабря

Что делается с маленьким Игнатием.

 

Письмо 29

Бесценнейший Игнатий!

С 25 декабря чувствую себя покрепче, понаписал кое-кому поздравительные письма. Приложенное при сем к Муравьеву передай Павлу Петровичу: желаю умиротворить врага словом приветливым. Благодарю за все присланное, все получил в исправности. По сей же почте послана мною бумага к митр. об отсрочке и к викарию письмо. Скажи Павлу Петровичу, чтоб справился о последствиях. Где С. Григорьевна? куда ей писать? Пришлю к тебе: на нынешней почте не успел: не могу много работать, скоро ослабеваю. Поторопись выслать мне кружку с известным тебе исключением. Осенью отвалив Лихачеву чрез силу себя очень обрезал; жалованьем только успел расплатиться и снова уже занял, что очень неловко. Тимохинская станция уничтожается; письма нужно адресовать ко мне прямо, в Ярославль; нанял здесь мужичка, за трехрублевик будет раз в неделю ездить на почту. Сегодня привезли ванну, надеюсь от нее получить большую пользу. Рослякова, если хочешь прими, он человек благонамеренный. Степан и Николай усердно тебе кланяются и благодарят за твое к ним внимание.

Христос с тобою. Тебе преданнейший о Господе

арх. Игнатий.

29 декабря

К игумении Феоф. я написал.

 

Письмо 30

На этой почте, душа моя, друг мой, бесценный Игнатий, послал я тебе письмо; эту записочку пишу для того, чтоб иметь истинную, сердечную приятность написать тебе несколько строк поручить тебе, чтоб приложенное при сем письмо ты доставил добрейшей баронессе (ответ ее перешли чрез Д. Петровича не иначе), наконец, чтоб назвать тебя тем, что ты есть: душа моя, друг мой, бесценный Игнатий. Христос с тобою.

Арх. Игнатий.

8 января

 


<<<   СОДЕРЖАНИЕ   >>>