По соседству с «древом жизни», посредине того же рая (Быт. 2, 9 и 3, 3), стояло другое не менее, если еще не более, загадочное дерево, известное в Библии под названием «древа познания добра и зла» (Быт. 2, 9).
Точный смысл этого наименования недостаточно ясен и потому экзегеты определяют его довольно различно. По мнению например, блж. Августина и Иак. Едесского, это древо по своим природным свойствам бесспорно не могло заключать в себе ничего «злого», потому что все сотворенное Богом было «добро зело» (Быт. 1, 31). Блж. Феодорит говорит, что первые люди, имевшие только теоретическое представление о добре и зле, получили, благодаря этому древу, опытное познание того и другого. Григорий Нисский толкует это так, что указанное древо рождало в людях стремление ко злу, прикрытое личиной добра. Большинство иудейских толковников предполагает, что «древо познания» получило свое название после нарушения заповеди, когда у первых людей, не знавших подобно детям, различия между добром и злом, открылись очи и они собственным опытом убедились в нем (Халд. Псевдо-Ионафан, Таргум иерус. и т. п.). Наконец, среди также раввинских, а отчасти и некоторых христианских экзегетов (александрийской школы) существует еще одно оригинальное толкование, которое весь этот отдел Библии понимает аллегорически, и в частности под «древом познания» разумеет не что иное, как вступление наших прародителей в половое общение, бывшее будто бы их первым грехопадением, повлекшим за собою и все последующие бедствия.
Последнее толкование служит переходом из области библейского экзегезиса на почву рационалистической критики. Основное положение ее то же самое, т. е, что библейское повествование о «древе жизни» — не исторический факт, а аллегория, дающая мифическо-поэтическое изображение идеи человеческого прогресса: сам факт вкушения от прежде недоступного плода, олицетворяет собой начальный момент интеллектуально-морального развития человека, когда он только-что пробудился из состояния своей пассивной инертности и первобытной дикости и впервые зажил настоящей, сознательной, истинно-человеческой жизнью (Гегель, Шиллер, Бауэр, и Бретшнейдер, де-Ветте, Реусс, Вельгаузен и др.). Следовательно, «древо познания» — это только образ, получивший свое имя от заключенной в нем идеи о пробуждении человека от инстинктивной жизни к сознательному существованию. При этом должно заметить, что большинство рационалистов не различает «древа познания» от «древа жизни», что Библия всё время раскрывает один и тот же образ, т. е. говорит об одном дереве, называя его то древом «жизни», то древом «познания», поскольку истинная, достойная человека жизнь, действительно заключается в «сознательном существовании».
Нетрудно видеть, что рационалистическое понимание «древа жизни» не только не имеет ничего общего с действительным повествованием Библии, но прямо ему противоположно. Оно, собственно говоря, не заслуживало бы нашего и упоминания, если бы не опиралось на аллегорическое толкование библейского текста, которое, как мы видели, разделяется некоторыми не только иудейскими, но и христианскими экзегетами.
В противовес этому мы категорически утверждаем, что аллегория здесь неуместна: прямой, буквальный смысл библейского повествования о «древе познания» с решительностью устанавливается, как общим характером данного повествования, так и всем окружающим его контекстом речи. Библия совершенно ясно и притом неоднократно упоминает о существовании в раю различных деревьев (2, 9, 16; 3, 2, 7—8). Столь же ясно она различает в нем два особых дерева, которые и называет по имени (2, 9, 17; 3, 3, 22). О том, что Библия отнюдь не отожествляет и не смешивает между собой этих деревьев, красноречивее всего говорит уже одно то, что она наделяет их совершенно противоположными свойствами: одно — свойством бессмертия, другое наоборот — смерти, и затем плоды одного она благословляет в пищу, а плоды другого категорически запрещает (2, 9, 16, 17; 3, 2—3). Наконец, Библия дает нам бесспорное доказательство и того, что плоды «древа познания» были не какими-либо символическими образами, а действительно реальными плодами, так как они производили вполне определенное, соответствующее их физической природе, раздражение на внешние чувства (Быт. 3, 6). Остается добавить к этому разве только то, что и в Новом Завете история грехопадения со всеми ее деталями считается несомненным историческим фактом (Рим. 5,12; 2 Кор. 11, 3; 1 Тим. 2,13—14). Возвращаясь снова к самому наименованию «древа познания добра и зла», мы не считаем возможным согласиться с мнением тех, которые объясняют его из факта грехопадения и по причине его, когда человек опытно узнал как то добро, которое он потерял, так и то зло, какое он теперь получил. Нельзя этого допустить, во-первых, потому, что «древо познания» получило свое имя еще до падения прародителей, с того момента, как оно стало предметом заповеди: во-вторых и еще более — потому, что этим молчаливо предполагается отсутствие у наших прародителей до времени их падения ясных представлений о добре и зле; а это положительно невозможно, так как только при наличности ясных моральных понятий исключительно только и мыслимо как самое существование райской заповеди, так и последующее вменение за нее.
В виду этого, гораздо более правы, по нашему мнению, те, кто название «древа познания» ставит в зависимость не от нарушения первой заповеди, а от самого существования ее. Отвлеченно-юридический термин «закон» или «заповедь» на конкретном языке Библии обычно изображается , описательно, в виде возможности «сделать добро или зло», «ходить право или неправо», «избрать жизнь или смерть» и т. п. Из всех их, особенно популярна в Библии первая форма выражения, т. е. «сделать добро или зло» (Втор. 1, 39; 2 Цар. 14, 17; 19, 35; 3 Цар. 3, 9; Ис. 5, 20: 7, 15; Ам. 5, 14—15 и др.). Отсюда видно, что сам закон и его требования, рисовались сознанию первых людей или в форме добра, в случае их исполнения, или в форме зла, в случае их нарушения, т. е., говоря другими словами, здесь мы имеем пример своеобразной библейской метонимии, когда предмет (закон) называется по его свойствам или, точнее, по его следствиям. Переводя этот своеобразно библейский язык на язык современных наших понятий, «древо познания добра и зла» мы должны будем назвать «древом познания закона». А так как в ту райскую эпоху, о которой идет у нас речь, весь закон выражался лишь в одной заповеди, то и мы термин «закон» должны заменить словом «заповедь»; таким образом, библейское наименование «древа познания добра и зла» в переводе на современные понятия будет означать: «древо познания (т. е. разумения, сознательного утверждения) заповеди», «заповедное древо».
Такое толкование вполне отвечает и библейскому учению о сущности, и цели райской заповеди, которая дана была, именно, для укрепления воли человека в добре, путем упражнения ее в борьбе со злом, объективно предлежащим пред ней в виде соблазна от «заповедного древа».
Библейское предание о «древе познания добра и зла» имеет своей отголосок и в универсальных преданиях: почти всюду, где только сохранилось хотя бы смутное воспоминание о рае, существует указание и на особое древо с запретными плодами, через вкушение которых человек утратил свое блаженство. Справедливость требует отметить, что в преданиях язычества этот библейский факт одевается иногда в такую причудливую форму, под которой только с трудом можно усмотреть его историческую первооснову (яблоки Пандоры, огонь Прометея и т. п.). Рационалистическая критика и в данном случае, подобно тому, как в вопросе о древе жизни, делает попытки подорвать апологетическое значение преданий; но здесь она не говорит ничего по существу нового, а повторяет всё те же, уже известные нам приемы, несостоятельность которых была показана нами выше (см. Древо жизни).
Литература: Hummelauer, «Commentarius in Genes.» Parisiis 1895. Vigouroux, «La Bible et la critique rationaliste» II, II, 1891. Покровский, «Библейское учение о первобытной религии» 1901. Введенский, «Учение Ветхого Завета о грехе» 1901. Буткевич, «Зло, его сущность и происхождение», Харьков 1897.
* Александр Иванович Покровский,
магистр богословия,
доцент Московского университета.
Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 5, стлб. 43. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1904 г. Орфография современная.
Смотрите также:
- А. И. Покровский. Древо жизни.