Православная Богословская Энциклопедия

ПОИСК ФОРУМ

 

А. И. Покровский *

Древо жизни

Среди разных деревьев, украшавших рай и одновременно служивших в пищу человеку, Библия на первом плане ставит «древо жизни» (oz hahajim — буквально «древо жизней», гебраизм), получившее свое название от чудесного свойства его плодов — сообщать вкушавшим их вечную продолжительность жизни (Быт. 2, 9 и 3, 22). Указанная особенность «древа жизни» не была разумеется, его естественным, физическим свойством, чем-то в роде жизненного эликсира, а зависела исключительно от особого, сверхъестественного действия божественной благодати, избравшей вкушение от плодов данного древа своим внешним символическим знаком. Однако, Св. Писание дает, по-видимому, основание думать, что «древо жизни» не утратило чудесных своих свойств и после грехопадения человека, в виду чего последнему и был прегражден доступ к этому древу (Быт. 3, 22).

С тех пор «древо жизни», вместе с самим раем, перестало фактически существовать для человечества, оставивши свой след лишь в универсальном предании о «первоначалах» человеческой истории. В этих последних воспоминание о райском «древе жизни» принадлежит к одним из самых ярких и живых. Здесь, прежде всего, отметим предание древней Халдеи («халдейский генезис»), имеющее, по причине его монументального характера и фамильной близости к преданиям еврейского народа, особенно важное апологетическое значение. Правда, в клинообразной литературе доселе еще не открыто аналогичного с библейским, описания «древа жизни», но упоминания о «роще при саде богов» (припомним название Вавилона — Тин-тира, т. е. роща богов) в ней довольно часты. Еще чаще на различных памятниках ассиро-вавилонской древности (геммах, барельефах, стенах дворцов и храмов) встречаются изображения какого-то таинственного древа, ревниво оберегаемого крылатыми геииями, что так близко напоминает известную библейскую деталь, об  охране «древа жизни (Быт. 3, 22).

Значительно яснее говорится об этом древе в древних преданиях арийской расы. Так, по верованиям индусов, главнейшим украшением рая, лежавшего на вершине горы Мору, служило одно произраставшее там дерево, источавшее особо сладкий и целебный сок, по имени «сома» — своего рода божественный нектар бессмертия. В преданиях древнего Ирана этот общеарийский миф принимает еще и более яркую окраску и более близкую к библейской форму: так, на первой же странице Вендидад — древнейшей части Зенд-Авесты — в повествовании о рае Агурамазды говорится, что среди множества прекрасных его дерев стояло одно, по имени «гаокерена» или «белая гаома», плоды которого имели свойство сообщать вкушавшим их бессмертие.

Предание о «древе жизни» имеется также и в индийских Ведах, где «сома», истекающая из древа «жамагди», не только обладает силой бессмертия, но и заключает в себе семена всех растений, и служит тем материалом, из которого и сделаны лучшие украшения неба и земли.

Близко родственное указанным, предание сохранилось также и в древнейших верованиях Китая, где напр., мы находим следующее предание: «На средние горы (Куень-Лунь) есть сад, в котором постоянно дышит нежный эфир, мягко шелестящий листьями прекрасного дерева — тонга. Этот чудный сад лежит у запертых врат неба. Орошающие его воды вытекают, из обильного источника, который называется «источником бессмертия», потому что пьющие из него не умирают». В другой китайской легенде прямо говорится, что райское бессмертие зависело от плодов одного дерева.

Аналогичные вышеуказанным, предания можно также находить в преданиях Египта о рае Озириса, в классических преданиях о так называемом «золотом веке», в древнегерманской легенде о рае «асгарде», т. е. «саде богов», где растут особые яблоки, которые едят сами боги, чтобы не стареть, и т. п., так что предание о «древе жизни» мы с полным правом можем назвать одним из самых  универсальных и устойчивых преданий человечества, дающих убедительное доказательство исторической подлинности библейского сказания об этом чудесном древе.

Но не так думают и говорят представители отрицательной критики: им такое поразительное совпадение библейского предания с универсальным дает лишь повод заподозрить исторический характер первого. Из указанных фактов они делают совершенно иной, противоположный нашему вывод, трактуя библейское повествование, наряду со всеми прочими, аналогичными ему преданиями, в смысле мифологических остатков человечества, ключ к разгадке которых лежит в общепсихологической склонности идеализировать «доброе, старое время». Несмотря на свое видимое остроумие, данная гипотеза лишена, однако, глубины и основательности. Миф о древе жизни, она считает простым продуктом младенчествующей фантазии; но это еще не объясняет дела: ведь фантазия — не творение из ничего, а своеобразная комбинация уже готового материала. Следовательно, и в данном случае, даже допуская сильное влияние фантазии, мы все же не можем и устранить известной фактической первоосновы, лежащей в глубине указанных преданий. Та психологическая настроенность, на которую, как на мотив образования сходных преданий, указывают рационалисты, разумеется, не могла дать необходимого материала: она могла сообщить ту или иную окраску уже готовому материалу, но тем самым заранее требовала допустить наличность этого материала.

Затем, если бы в возникновении и образовании так удивительно сходных между собою преданий, все дело было предоставлено одной фантазии, то она, как бесконечно живая и продуктивная сила, не стала бы так бесплодно повторяться, а постоянно создавала бы новые и самые причудливые образы. Если же на самом деле мы наблюдаем обратное, то ясно, что творческие порывы фантазии сдерживались здесь чем-то посторонним, очевидно, тем фактическим материалом, который заключал в себе основные черты хотя и далекого, но все же исторического, прошлого.

Что касается, наконец, более частной попытки рационализма — вывести библейское предание из родственного ему древне-халдейского, то достаточно указать на ту диаметральную противоположность, какая существует в общем духе и характере  этих преданий, чтобы понять всю произвольность подобного предположения: халдейское предание насквозь проникнуто политеизмом, тогда как библейское дышит строгим монотеизмом: следовательно, о каком-либо взаимодействии между ними не может быть и речи.

Независимо от своей исторической реальности, «древо жизни» как в самой Библии, так в особенности у отцов церкви имеет ещё и символическое значение. Так, в кн. Притчей проводится параллель между «древом жизни» и «премудростью» и указывается их совпадение в различных отношениях (Пp. 3, l8; 11, 30; 13, 12; 15, 4 и др.). В Апокалипсисе неоднократно упоминается небесный рай с новым, чудесным «древом жизни» (Апок. 2, 7: 22, 1, 2 и 14). У святых отцов чаще всего встречается сопоставление «древа жизни» с крестом Христовым — этим новым живоносным древом (излюбленный мотив и наших церковных песнопений), а также и с таинством евхаристии, которая, по подобию плодов «древа жизни», точно также дарует верующим вечную жизнь, хотя не в физическом, а в духовном смысле.

Литература: Блж. Августин «О граде Божием» XIII, 30, и XIV, 26. «Типогр. Киев. Дух. Ак.» ч. IV, 1882. Vigouroux «La Bible et la critique rationaliste» II, II. Paris 1891. Dillman «Die Genesis», Leipzig 1886. Покровский A. И. «Библейское учение о первобытной религии». Троицкая лавра 1901.   

* Александр Иванович Покровский,
магистр богословия,
доцент Московского университета.

Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 5, стлб. 39. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за г. Орфография современная.

Смотрите также: