Степени молитвы
...Поклонение или моление Духом... означает не иное что, а то, что Дух Сам Себе приносит молитву и поклонение (свт. Григорий Богослов, 14, 113).
***
Объять все виды молитв, без высочайшей чистоты сокрушенного сердца и просвещения Святаго Духа, мне кажется, невозможно. Они столь же многочисленны, как и те состояния, в коих может находиться всякая душа. Хотя мы и совершенно уверены, что, судя по холодности нашего сердца, мы не можем обозреть все виды молитв, впрочем попытаемся изложить их, сколько позволяет нам малая опытность наша. По мере чистоты, в какой преуспевает чей-либо ум, и по свойству состояния, в какое он или случаями приводится, или своим старанием приходит, ежеминутно изменяется и самый вид молитвы; и потому очевидно, что никто не может воссылать молитв всегда однообразных. Ибо всякий иначе молится в веселии, нежели когда отягчен бывает бременем печали и отчаяния; иначе, когда укрепляется в духовном преуспеянии, нежели когда утеснятся нападениями врага; иначе, когда испрашивает отпущения грехов, нежели когда просит приобретения благодати, или какой либо добродетели, или уничтожения какого-нибудь порока; иначе, когда сокрушается мыслию о геенне и страхом будущего Суда, нежели когда воспламеняется желанием будущих благ и надеждою; иначе, когда находится в нуждах и напастях, нежели в безопасности и спокойствии; иначе, когда просвещается откровениями небесных тайн, нежели когда скорбит о бесплодии своих добродетелей и сухости чувствований (прп. авва Исаак, 56, 329—330).
***
...Молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения (1 Тим. 2, 1). Такое разделение, без сомнения, сделано Апостолом не напрасно. Посему нужно сперва определить, что значит молитва, моление, прошение, благодарение; далее нужно исследовать, все ли эти четыре вида должны быть вместе употребляемы молящимся, так чтобы во всякой молитве все они соединялись, — или должны быть приносимы порознь и попеременно, т. е. иногда молитвы, иногда моления, а иногда прошения или благодарения; или один должен воссылать Богу молитвы, а другой моления, один прошения, а другой благодарения, сообразуясь, т. е. с мерою возраста, в какую приходит чей-либо ум, смотря по напряжению своей деятельности. <...>
Все вышеупомянутые четыре вида полезны и необходимы всякому человеку, так что один и тот же человек, смотря по различию внутреннего своего расположения, может приносить иногда молитвы, иногда моления, иногда прошения, иногда благодарения, чистые и горячайшие. Впрочем первый вид, кажется, особенно приличен начинающим, кои, как жалом, уязвляются еще воспоминанием своих пороков; второй тем, коих преспеяние в добродетелях поставило на некоторую высшую степень духовного совершенства; третий тем, кои, исполняя обеты свои на самом деле, приемлют на себя ходатайство и за других, по любви и снисхождению к их немощи; четвертый же свойствен тем, кои, исторгнув из сердец своих терны наказующей совести, спокойно и совершенно чистым умом созерцают милости и щедроты Господни, или прежде оказанные им, или настоящие, или в будущей жизни приготовляемые и чрез то пламенеющим сердцем возбуждаются в горячайшей и устами человеческими неизглаголанной молитве. Случается, впрочем, что ум, достигший такого совершенства чистоты и начавший уже утверждаться в оном, вдруг объемлет все сии виды молитв и, обтекая их, наподобие некоего непостижимо быстрого пламени, проливает пред Богом неизреченные, чистейшей силы исполненные моления, кои Сам Дух, без нашего ведения, возносит к Богу в воздыханиях неизглаголанных (см.: Рим. 8, 26), т.е. в сию минуту человек одушевляется такими чувствованиями и столь непостижимо изливается в молитве, что в другое время он не только не может пересказать сего, но даже и возобновить в своей памяти. А из этого видно, что в какой бы мере возраста кто ни находился, может иногда воссылать чистые и усердные молитвы. Ибо и тот, кто стоит на первой и низшей степени, возмущаясь помыслом о грядущем Суде, страшась испытания и ужасаясь наказания, и тот, говорю, приходит иногда в такое сокрушение, что не менее является готовым утучнить (см.: Пс. 62, 6) молитвенную жертву свою, как и тот, кто наслаждается неизреченным веселием и радостью при созерцании чистым сердцем Божеских благодеяний; ибо он, зная, что ему много прощено, начинает, по слову Господа, много любить (см.: Лк. 7, 47) (прп. авва Исаак, 56, 330—333).
***
...Есть высшая молитва совершенных — некое восхищение ума, всецелое отрешение его от чувственного, когда неизглаголанными воздыханиями духа приближается он к Богу... (прп. Нил Синайский, 72, 135).
***
Иногда на бдении надо скоро читать псалом, а иногда предпочитать следует пение псалмов. Нам надлежит изменять образ действования в противоположность козням врагов, которые иногда внушают гнать язык в скорочтении по причине объятия души унынием, а иногда возбуждают к величавому сладкопению (прп. Нил Синайский, 90, 242).
***
Кто молится телесно, и не имеет еще духовного разума, тот подобен слепому, взывавшему: Сыне Давидов, помилуй мя! (Мк. 10, 48) (прп. Марк Подвижник, 69, 8).
***
Есть много образов молитвы, отличных один от другого, но ни один образ молитвы не вреден, кроме того, что не есть молитва, но делание сатанинское (прп. Марк Подвижник, 69, 9).
***
Те, которых ум научился истинно молиться, говорят с Господом лицом к лицу, как бы в уши царя. А которые молятся устами, те припадают к Нему, как бы при всем синклите. Пребывающие же в мире, когда молятся, подобны бывают тем, кои среди молвы всего народа умоляют царя (прп. Иоанн Лествичник, 57, 219).
***
Начало молитвы состоит в том, чтобы отгонять приходящие помыслы при самом их появлении; середина же ее в том, чтобы ум заключался в словах, которые произносим или помышляем; а совершенство молитвы есть восхищение ко Господу (прп. Иоанн Лествичник, 57, 235).
***
Стоит вне первой завесы (вне скинии на дворе) тот, кто блуждает мыслями во время молитвы; за сею завесою внутри скинии (передней ее части, именуемой святая) находится тот, кто молится неразвлеченною молитвою; во святая же святых проникает один тот, кто, по умиротворении естественных помыслов и движений, с единым Тем пребывает, Кто есть превыше всякого естества, получая от Него и потребное просвещение (прп. Илия Екдик, 91, 431—432).
***
Отличительные свойства первого образа <молитвы> таковы: когда кто, стоя на молитве и воздевая на небо руки свои и очи свои, и ум свой, держит в уме божественные помышления, воображает блага небесные, чины Ангелов и обители святых, и кратко все, слышанное в Божественных Писаниях, собирает в ум свой и рассуждает о том тогда, во время молитвы, зря на небо, и подвигает тем душу свою к вожделению и любви Божией, а иной раз извлекает даже слезы и плачет... Но при этом образе (молитвы, если кто на нем одном останавливается, бывает, что) мало-помалу (молящийся так) начинает кичиться в сердце своем, сам того не понимая; ему кажется, что делаемое им есть от благодати Божией в утешение ему, и он молит Бога сподобить его всегда пребывать в таком делании.А это... есть знак прелести, ибо добро уже не добро, когда не бывает добрым образом и как следует.
Такой человек, если убезмолвится крайним безмолвием (т. е. сделается... затворником), то ему едва ли можно не исступить из ума... Но если и случится, что не исступит он из ума, все же невозможно ему будет стяжать добродетели или бесстрастие. Па этом пути стоя, прельщаются и те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное. Некоторые из таких взбесновались и в безумии ходят с места на место. Другие прельстились, приняв диавола, преобразившегося и явившегося им в виде ангела света, а они того не распознали и остались неисправимыми до конца, не хотя слышать совета ни от какого брата. Иные из таких сами себя лишили жизни, быв подвигнуты на то диаволом; иные бросились в пропасть; иные удавились. И кто может пересказать разные прелести, какими прельщает их диавол, когда они неисчислимы?
Из сказанного нами всякий разумный человек может понять, какой вред происходит от сего первого образа внимания и молитвы (если почитать его последним поделом совершенства в молитве). Если же и случится кому из употребляющих сей образ не пострадать... по причине сожительства с братьями (потому что им подвергаются особенно те, которые живут уединенно), то все же он всю жизнь свою проведет, не преуспевши (в духовной жизни).
Второй образ <молитвы> есть такой, когда кто сводит ум свой внутрь себя, отвлекая его от всего чувственного, хранит чувства свои, собирает все помыслы свои, чтоб не скитались по суетным вещам мира сего, и то исследует помыслы свои, то вникает в слова читаемой молитвы, то возвращает назад помыслы свои, если они, быв пленены диаволом, унеслись к чему суетному и худому, то с большим трудом и самопонуждением напрягается прийти в себя самого, если был возобладан и побежден какой-либо страстью. Отличительная черта сего дела та, что оно происходит в голове: мысли с мыслями борются.
Имея такой подвиг и такую брань с самим собою, не может он мирствовать в себе никогда и не находит времени заняться деланием добродетелей, чтоб получить и венец правды. Такой человек подобен ведущему брань с врагами своими ночью в темноте, который слышит голоса врагов своих и принимает удары от них, но не может ясно видеть, кто они такие, откуда пришли, как и для чего бьют его. Потому что сам он пребывает в голове, а помышления злые исходят из сердца. Он и не видит их, так как не внимает сердцу. Тьма, которая в уме его, и буря, какую он имеет в помыслах своих, причиняют ему сей ущерб (т. е. не дают ему видеть это), и нет ему возможности ускользать от врагов своих демонов, чтобы они не поражали его. Тщетно подъемлет он труд, несчастный, и даже совсем теряет мзду свою, если при этом, и сам не замечая того, возобладан бывает тщеславием, воображая, что надлежаще внимает себе. В гордости своей презирает он других и осуждает их, а себя самого хвалит, мечтая при сем, что достоин быть пастырем словесных овец и руководить других, и походит он на слепца, который берется водить других слепцов <...>
Начало... третьего образа <молитвы> не то, чтоб воззревать на небо, воздевать руки свои горе, иметь ум свой в том, что на небе; это... есть принадлежность первого образа <молитвы> и недалеко от прелести; и не то, чтоб хранить умом своим чувства и на это обращать все свое внимание, а на внутренние брани душевные, причиняемые врагами, не смотреть (они смотрят и борются, но все в голове, и не остерегаются их), — это принадлежность второго образа, и кто употребляет это, попадает в рабство демонам, и не может сотворить отмщения сим поработителям своим, но враги и непрестанно борют его явно и тайно, и делают его тщеславным и гордым.
Но ты, возлюбленный, если хочешь спастись, начни дело таким образом: после (установления в сердце) совершенного послушания, какое... должно тебе иметь к духовному отцу твоему, и все прочие дела свои делай с чистою совестью, как бы ты был пред лицем Бога: ибо без послушания невозможно быть совести чистой. Совесть же свою хранить чистою должен ты в трояком отношении: в отношении к Богу, в отношении к духовному отцу своему и в отношении к прочим людям, также к вещам и предметам мира (житейским).
В отношении к Богу долг имеешь хранить совесть свою чистою, не позволяя себе делать ничего такого, о чем знаешь, что оно не упокоевает Бога и неприятно Ему.
В отношении к духовному отцу своему делай одно то, что он заповедует тебе и ни больше, ни меньше того не позволяй себе делать, но шествуй по намерению его и по воле его.
В отношении к другим людям соблюдешь совесть свою чистою, не позволяя себе делать им ничего такого, что сам ненавидишь и чего не желаешь, чтоб они делали тебе самому.
В отношении к вещам долг имеешь хранить совесть свою чистою, употребляя их всегда как должно, именно пищу, питие, одежду.
И вкратце, все делай так, как бы ты был пред лицем Бога, и ни в каком деле не допускай себя до того, чтоб обличала и уязвляла тебя совесть, что ты не сделал его хорошо.
Действуя таким образом, ты уровняешь себе истинную и незаблудную стезю к третьему образу внимания и молитвы, который есть следующий: ум (был в сердце — отличительная черта сего третьего образа молитвы) да хранит сердце в то время, когда молится, и внутрь его да вращается неотходно, и оттуда, из глубины сердца, да воссылает молитвы к Богу (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 180—185).
***
Тому, кто много говорит устами в молитве своей, неудобно сознавать все, что говорит; но кто молится немногословно, тот может сознавать, что говорит в молитве. Тем, которые не все сознают хорошо, что говорят, положено много говорить; тот же, кто научился сознавать, что говорит в молитве, не может говорить много, чтоб не рассеяваться умом. Нет нужды много говорить к Богу, но немного с разумным сознанием того, т. е. чтоб понимаемо было то. Впрочем молиться с разумным сознанием никак невозможно, не сделавшись причастником Духа Святаго. Если кто не содружится с Богом чрез Господа Иисуса Христа во Святом Духе, то душа его не может молиться с разумным сознанием, как сказал один из великих отцев: то, силою чего мы молимся, как должно, есть Дух Святый. Итак, кто думает, что молится настоящим образом без Духа Святаго, тот, и прославляя Бога песнословно, тоже, что хулит Его, поколику нечист есть и не содружился еще с Богом (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 568).
***
Молитва в новоначальных есть, как огнь веселия, из сердца исторгающийся; а в совершенных, как свет благоухающий, внутрь его действующий (прп. Григорий Синаит, 93, 222—223).
***
...Одни учат устно произносить молитву, а другие — мысленно умом. Я же то и другое полагаю. Ибо иногда ум изнемогает произносить молитву сам по себе, от уныния, иногда уста утомляются делать это. Потому обоими надо молиться, и устами, и умом. Однако же тихо и без смятения надо взывать к Господу, чтобы глас не расстроил внимания ума и не пресек молитвы, пока ум навыкнет деланию сему и, приняв силу от Духа, станет крепко молиться сам в себе. Тогда не будет нужды произносить молитву устно, да и невозможно, потому что достигший сего довольствуется вполне умным деланием молитвы и не имеет желания отставать от нее (прп. Григорий Синаит, 93, 235—236).
***
Умная или внутренняя молитва есть, когда молящийся, собрав ум внутрь сердца, оттуда не гласным, но безмолвным словом воссылает к Богу молитву свою, славословя Его и благодаря, сокрушенно исповедуя пред Ним грехи свои и испрашивая у Него потребных себе благ духовных, душевных и телесных. Не словом только надо молиться, но и умом, и не умом только, но и сердцем, да ясно видит и понимает ум, что произносится словом, и сердце да чувствует, что помышляет при сем ум. Все сие в совокупности и есть настоящая молитва, и если нет в молитве твоей чего-либо из сего, то она есть или несовершенная молитва, или совсем не молитва.
Ты, верно, слыхал такие слова: словесная молитва, мысленная молитва, сердечная молитва; слышал притом, может, и рассуждения о каждой из них особо. Отчего происходит такое разложение молитвы на ее части? Оттого, что по нашей оплошности бывает, что иной раз язык произносит святые слова молитвы, а ум блуждает невесть где, или ум и понимает слова молитвы, а сердце не отзывается на них чувством. В первом случае молитва бывает только словесная, и совсем не есть молитва; во втором — со словесной соединяется и молитва мысленная, и это есть молитва несовершенная, неполная. Полная и настоящая молитва есть, когда со словом молитвенным и молитвенною мыслью соединяется и молитвенное чувство.
Бывает, по благодати Божией, и одна сердечная молитва, и это есть духовная молитва, Духом Святым в сердце движимая; молящийся сознает ее, но не творит, а она сама в нем творится. Такая молитва есть достояние совершенных. Общедоступная же и от всех требуемая молитва есть, чтоб со словом молитвенным всегда сочетаваемы были и мысль, и чувство.
Бывает еще молитва, которую именуют предстоянием пред Богом, когда молящийся, весь сосредоточившись внутрь сердца, мысленно созерцает Бога присущим себе и в себе с соответственными тому чувствами, — то страха Божия и благоговейного изумления Его во всем величию, то веры и упования, то любви и преданности в волю Его, то сокрушения и готовности на всякие жертвы. Такое состояние приходит, когда углубится кто в обычной молитве словом, умом и сердцем. Кто долго и как должно молится, у того такие; состояния чаще и чаще будут повторяться, и, наконец, состояние такое может сделаться постоянным, и тогда оно называется хождением пред Богом и есть непрестанная молитва. В таком состоянии пребывал святой Давид, свидетельствующий о себе: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Пс. 15, 8).
***
Итак, брате мой, желаешь ли, чтоб молитва твоя была благоплодна — никогда не ограничивайся в молитве своей одним молитвословием, но молись вместе и умом, и сердцем, — умом, разумея и сознавая все молитвословимое, — сердцем, все то чувствуя. Наипаче же молись сердцем. Молитва, из сердца исторгающаяся... мгновенно проходит небеса и является пред Престолом Всемилостивого Бога. И Бог ей наипаче внемлет и на нее преклоняется (прп. Никодим Святогорец, 70, 188—190).
***
Я уже поминал... чтобы ты, когда во время молитвословия какие-либо слова изрекаемой молитвы падут на душу и займут ее, не оставлял сего без внимания, но остановился на сем и сам от себя помолился о том, что заняло твою душу. И делай так... И в этих всех случаях не оставляй без внимания зародившегося позыва, но исполни его требование, пресекши на время занятие, при котором это случилось. Эти внезапные порывы значат, что молитва начала водворяться в сердце и наполнять его. Ибо не с первых пор, как посвятишь себя труду навыкновения молитве, появляется сие, а спустя более или менее продолжительное время. В этом — свидетельство успеха в молитвенном труде; и чем чаще появляются такие внутренние позывы, тем полнее духом молитвенным исполняется то сердце, в котором они возникают. Кончиться сие должно бы тем, чтоб всегда молиться только своей молитвой. Но этого не бывает, а всегда своя молитва привходит в молитвословие готовое. Ибо они однородны и одной суть степени достоинства, и если заменяются, то молитвою предстояния Богу созерцательного без слов.
Заметь, что иногда в таких случаях порождается только позыв к определенной молитве, а иногда с позывом и сама молитва без труда со стороны молящегося слагается в сердце. В первом случае тебе предлежит самому слагать подобающую молитву, а во втором только внимать и не мешать исходящей из сердца молитве. При сем напомню тебе: да не соблазнит тебя желание без сказанного внутреннего позыва и нуждения слагать самому свои молитвы. Ты можешь очень умную сложить речь к Богу, но это не будет молитва, а сочетание слов и мыслей без духа молитвенного. Не делай так. Без тщеславия и самомнения не обойдешься, а эти порождения заглушают молитву настоящую и подавляют ее.
Что касается до молитвы, которая сама собой слагается в сердце вместе с породившимся в нем нуждением помолиться самому о предмете, тебя лично касающемся и для тебя именно благопотребном, то она иной раз бывает собственно твоим порождением из тех молитвенных элементов, которые собираются в сердце от усвоения и заучения готовых молитв, а иной раз действием благодати Божией производится. В таких случаях она бывает зачатком или зародышем молитвы духовной... Когда станешь сподобляться сего, это будет значить, что ты подходишь к пределам доступного тебе совершенства. Возблагодари тогда Бога, путем же жизни начинай тещи <течь> еще с большим страхом и трепетом. Чем дороже чьё сокровище, тем сильнее разгораются завистливые очи врагов.
...Настоящая молитва есть молитва внутренняя, не словом только, но и умом, и сердцем совершаемая. Такая молитва овладевает всем вниманием и держит его внутри у сердца, почему внутрь пребывание есть неотъемлемая черта настоящей молитвы и главное ее условие. С внутрь пребыванием в деле молитвы неотлучна мысль о Боге присущем, видящем и внемлющем молитве, с отражением всякого другого помышления, что именуется трезвением или хранением сердца. Вся потому забота трудящегося над преуспеянием в молитве сюда должна быть преимущественно обращаема, и действительно обращается, т. е. чтоб всегда неотходно быть у сердца, трезвенно охраняя его от всякого помышления, кроме единого Бога, и что бы ни предлежало делать, делать то, не отклоняясь вниманием от Бога, с сознанием К го присутствия, как бы пред лицем Его. Это есть высшее делание в молитвенном труде. Путь к нему и даже к сознанию нужды и потребности его пролагает молитиословие, показанным образом совершаемое. Оно первое научает ум сосредоточиваться у сердца и внимать исключительно Богу. Познав, сколь сие сосредоточение благотворно, молитвенному труженику естественно желать, чтобы оно было неизменным состоянием его духа, ибо тогда была бы в нем непрестанная молитва. Возжелавшему же естественно взыскать удовлетворения сего желания. И все восчувствовавшие такую потребность взыскивали и взыскивают сего. Все наставления святых отцев о трезвении и хранении сердца на это направлены, и порождены не иным чем, как успехами в сем труде...
Молитвословие многосложно. Оно содержит и вниманию представляет много предметов, которые, хотя все святы, могут, однакож, напомнить собой другие предметы, житейские и общественные, а чрез них и мирские, неподобные, по обычным законам сочетания мыслей и воображений. Так это и бывает. И молитвословие самое усердное не проходит без того, чтоб мысль не отклонялась инуды и не блуждала. Так как молитва чрез это возмущается и делается нечистою, то нет молитвенника, который бы не досадовал на это и не желал избавиться от такой немощи. Внимание на это обращено было с первых дней подвижничества. Что же после молитвословия придумано к уврачеванию ее? Придумано молиться коротенькими молитвами, которые бы, держа мысль пред лицем Бога, не давали ей повода уклоняться инуды и делали ее неисходно внутрь пребывающею (прп. Никодим Святогорец, 70, 198—199).
***
...Молитва называется умною, когда произносится умом с глубоким вниманием, при сочувствии сердца; сердечною, когда произносится соединенными умом и сердцем, причем ум как бы нисходит в сердце и из глубины сердца воссылает молитву; душевною, когда совершается от всей души, с участием самого тела, когда совершается из всего существа, причем все существо соделывается как бы едиными устами, произносящими молитву (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 218).
***
Внимательная молитва служит признаком, что сердце расторгло нити пристрастий и потому уже свободно направляется к Богу, прилепляется к Нему, усвояется Ему (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 257).
***
...Прежде истребления страстей молитва бывает иная, и иная по очищении сердца от страстей: первая есть помощница при очищении сердца от страстей, а вторая есть как бы некий духовный залог будущего блаженства (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 83, 228).