Господь исцеляет от страстей
Душа имеет... свои собственные страсти, кои суть: гордость, ненависть, зависть, гнев, уныние и другие подобные. Когда душа предает себя Богу всею силою своею, тогда Всещедрый Бог подает ей дух истинного покаяния и очищает ее от всех сих страстей, научая ее не следовать им и давая силу преодолевать их и препобеждать врагов, которые не престают полагать ей препоны, стараясь посредством искушений снова похитить ее себе. И если она пребудет твердою в своем обращении и в добром повиновении Духу Святому, научающему ее покаянию; то милосердый Творец сжалится над нею, трудов ради ее, со всякою теснотою и нуждою подьемлемых — в постах долгих, бдениях частых, в поучениях в Слове Божием, в непрестанной молитве, в отречении от всех мирских утех, в услужении всем от чистого сердца, в смирении и нищете духом, — если пребудет твердою во всем этом, Всещедрый, милостивым призрев на нее оком, избавит ее от всех искушений и исторгнет из рук врагов милостию Своею (прп. Антоний Великий, 90, 25).
***
Четыре страсти с трудом допускают уврачевание, и это суть: самолюбие, сребролюбие, тщеславие и любоначалие; ибо не говорят: довлеет (Притч. 30, 10). Однако же не невозможно Богу и от них уврачевать (прп. Ефрем Сирин, 31, 168).
***
...<Господь>... именуется врачом, потому что подает небесное и божественное врачевство и исцеляет душевные страсти, в некоторой мере господствующие над человеком (прп. Макарий Египетский, 68, 204).
***
...Всякая душа, носящая в себе греховную проказу страстей, если не приступит к истинному Архиерею и еще ныне не будет Им уврачевана, не войдет в стан святых... (прп. Макарий Египетский, 68, 284).
***
...Когда за терпением последует в <человеке> великая вера и, сверх того, присоединится Божие мановение, возможет он освободиться от оных внутренних уз и преград и от тьмы духов злобы, т. е. от действий сокровенных страстей (прп. Макарий Египетский, 68, 463).
***
Когда не текут потоки страстей, тогда реки вод Божиих веселят душу (свт. Иоанн Златоуст, 49, 9).
***
Тем, у кого нет недостатка в исполнении всего, что требуется добродетелию (ибо многие, почитая добродетель величайшим благом, какова она и в действительности, не очень заботятся о ней), сказываю: если они не будут полагаться на собственные свои силы, но свои преспеяния станут приписывать Божественной помощи, то и страсти преодолеют, и, без сомнения, достигнут полноты добродетели. Хотя и согласятся, что выше человеческой силы — взять верх над сопротивниками, так чтобы ничто не служило препятствием усердию подвижника, однако же для того, кому поможет Бог, а именно для того, кто победу приписывает Богу, ничто не непреодолимо, если и встретится препятствующее победе (прп. Исидор Пелусиот, 62, 13).
***
В священную брань со страстями плоти надлежит вступать, не на себя самих полагаясь, но предоставляя победу Божиему содействию. Ибо если так поведем брань, если и сами всем запасемся, все приведем в порядок, употребим труды и бдительность и возложим упование на помощь свыше, то удобно преодолеем противника и воздвигнем славные победные памятники, вновь одерживаемыми победами постепенно взращивая благие надежды (прп. Исидор Пелусиот, 62, 32—33).
***
...Когда долго призываешь и умоляешь человеколюбивого Господа, тогда, если снизойдут на тебя Божия благодать и Божия сила, преобладающие ныне тобою страсти исчезнут (прп. Нил Синайский, 74, 357).
***
Страсти плотские и душевные, как увидишь, временем и Божиим мановением истребятся, хотя бы их и много было; милость же Христова никогда не пресечется (прп. Иоанн Карпафский, 92, 84).
***
Пока душа не придет в упоение верою в Бога, приятием в себя силы ее ощущения, до тех пор не уврачует немощи чувств... (прп. Исаак Сирин, 59, 10).
***
Поистине если и в нас будет Тот, Который обращает море в сушу (см.: Пс. 65, 6), то, без сомнения, и наш Израиль, или ум, зрящий Бога, без волнения перейдет море страстей и увидит потопление сих мысленных египтян в воде своих слез (прп. Иоанн Лествичник, 58, 182).
***
Зла и страстей по естеству нет в человеке: ибо Бог не творец страстей (прп. Иоанн Лествичник, 58, 187).
***
Нередко Бог, по особенному Своему промышлению, оставляет в духовных людях некоторые легчайшие страсти для того, чтобы они ради сих легких и почти безгрешных немощей много себя укоряли, и тем приобрели некрадомое богатство смиренномудрия (прп. Иоанн Лествичник, 58, 188).
***
...Единение с Богом-Словом разрешением клятвы восстановило в силе все естество, сделав таким образом неизвинительным для нас склонение произволения на страсти (прп. Максим Исповедник, 92, 295).
***
...Пусть страстен и притруден путь, скоро да течем, да благодушествуем... пока взыдем на гору Господню и станем на святом Его месте бесстрастия (прп. Феодор Студит, 93, 70).
***
Истинно кланяющиеся Богу, Духом кланяются и Духом молятся. А где Дух Господень, там свобода (см.: 2 Кор. 3, 17), свобода от демонов и от всех страстей, всеваемых ими в душу, от ненависти, печали, смущения, малодушия, злонравия, злобы, неверия, гнева и падкости на всякое самоугождение; и те, кои обладают ими, пусть они будут постники, безмолвники, долгопевцы псалмов, толкователи Божественных Писаний, излагатели правых догматов, учители и проповедники церковные, пусть именуются высокопреподобными, многоучеными и всесильными, не имеют части со Христом, истинным Светом, просвещающим всякого человека, от своего злого произволения, грядущего в истинный мир добродетелей: ибо тьма не имеет никакого общения со светом (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 81).
***
...Без благодати Святаго Духа невозможно ни освободиться от страстей и бессловесных похотей, ни соделаться сыном Божиим, ни освятиться, — и... те, которые сподобляются таких даров Духа, не только освобождаются от всех похотей, страстей и непотребных помыслов, но бывают и богами по благодати, пребывают близ Бога и бывают вне плоти и мира... (прп. Симеон Новый Богослов, 78, 457).
***
Если же ты, как Лазарь, имеешь нужду в оживлении, умерши от страстей, эти самые добродетели <смирение и любовь> как родных сестер предпосли ходатаицами перед Ним <Богом> — и всеконечно получишь искомое (прп. Феогност, 92, 389).
***
Необходим подвиг для христианина; но не подвиг освобождает христианина от владычества страстей: освобождает его десница Вышнего, освобождает его благодать Святаго Духа (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 525).
***
Единый Святый Дух может вполне очистить человека от страстей и возвратить ему власть над самим собой, похищенную диаволом (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 167).
***
Авва Исаак пришел к авве Пимену и увидел, что он льет воду на ноги свои. Будучи близок к нему, он спросил его: «Почему же некоторые весьма строго обращались со своим телом, не щадя его?» Авва Пимен отвечал: «Мы учились умерщвлять не тело, а страсти» (98, 225).
***
Поведали о некотором старце, что он провел пятьдесят лет в великом воздержании, не употребляя вовсе хлеба и употребляя воду в умеренном количестве. Этот старец говорил: «Я умертвил в себе страсть блуда, сребролюбия и тщеславия». Услышав, что этот старец говорит так, авва Авраам пришел к нему и спросил его: «Говорил ли ты то и то?» Старец отвечал: «Говорил». Авва Авраам сказал на это: «Вот, ты входишь в хижину и находишь на постели твоей женщину, можешь ли не подумать, что это женщина?» — «Нет! Но я борюсь с помыслом, чтобы не прикоснуться к ней». Тогда авва Авраам продолжил: «Значит, ты не умертвил страсти блудной, она жива в тебе, но связана. Опять, положим, ты идешь по пути, видишь камни и обломки глиняных сосудов, а посреди них золото. Может ли ум твой обойтись без всякой мысли о золоте?» Старец: «Нет, но я борюсь с помыслом, чтобы мне не взять золото». Авва Авраам: «Значит, страсть жива, но связана. Опять, если придут к тебе два брата, из которых один любит тебя и превозносит похвалами, а другой ненавидит и злословит, примешь ли их с одинаковым сердечным чувством?» Старец: «Нет, но буду бороться с помыслом моим и стараться делать добро ненавидящему меня наравне с любящим меня». Авва Авраам: «Следовательно, страсти живы, но связаны святыми помышлениями» (107, 67—68).
***
Некий брат, живя в общежительном монастыре и часто побеждаясь гневом, сказал сам себе: «Пойду в пустыню, может быть, там, не имея с кем ссориться, успокоюсь от страсти».
Он вышел из монастыря и стал жить в пустыне. Однажды он наполнил водой сосуд и поставил его на землю. Сосуд внезапно опрокинулся. Во второй раз случилось то же самое. В третий раз кувшин также опрокинулся. Тогда монах, рассердясь, схватил кувшин и ударил о землю. Кувшин разбился. Придя в себя, брат начал размышлять о случившемся и понял, что враг поругался над ним. Тогда он сказал: «Вот! Я — один, однако побежден страстью гнева. Возвращусь в монастырь: видно, везде нужна борьба с самим собой и терпение, в особенности же — помощь Божия». Монах возвратился в свою обитель (107, 460).
***
Поведали ученики аввы Евлогия Скитского: «Когда старец посылал нас в Александрию продавать рукоделие, то завещал нам оставаться в этом городе не более трех дней. «Если же, — говорил он, — вы пробудете более трех дней и впадете в какой-либо грех, то я неповинен в вашем грехе». Мы спросили его: «Почему же другие монахи, пребывая в городах и селах с мирскими людьми, не чувствуют вреда для своих душ?» Старец, отверзая нелживые уста, сказал нам: «Поверьте мне, чада мои, со времени принятия монашества я прожил в скиту тридцать восемь лет, никуда не выходя. По истечении тридцать восьмого года пошел я с аввой Даниилом в Александрию к патриарху Евсевию по некой нужде. Когда мы вошли в город, то встретили там много монахов, и отверзлись мои очи. Я увидел, что некоторых из них били вороны крыльями по лицу, других обнимали обнаженные девицы и шептали им на ухо, с иными играли обнаженные дети мужского пола и мазали их смрадом, иным подносили нюхать мясо и вино. Из чего я понял, что демоны возбуждали в уме каждого монаха брань соответственно той страсти, которой он одержим. По этой причине, братия, я не хочу, чтобы вы задерживались в городе и подвергались нападению таких помыслов, правильнее же сказать, демонов» (107, 115).
***
Состояние души, желающей приносить покаяние, авва Иоанн изображал следующей притчей. В некотором городе была красавица-блудница, имевшая множество любовников. Князь сделал ей предложение: «Обещай жить целомудренно, и я согласен, чтобы ты была моей супругой». Она обещала. Князь женился на ней и взял ее в свой дом. Узнав об этом, ее прежние любовники рассуждали между собой так: князь женился на ней и взял в свой дом. Если мы пойдем прямо в дом, то князь подвергнет нас пытке. Вот что сделаем: подойдем незаметно к дому, свистнем ее. Она узнает наш свист и выйдет к нам, тогда уж мы не будем виноваты. Так и сделали. Но она, услышав свист, заткнула уши, убежала во внутреннюю комнату и заперла за собой дверь». Авва объяснил притчу так: «Блудница — это душа; ее любовники — страсти; князь — Христос; внутренняя комната — вечная обитель; свистящие любовники — демоны и страсти, которые, убоявшись, удалятся от нее» (107, 289).
***
Один брат, живший с епископом Палладием, проводил самую добродетельную жизнь и с ревностью обуздывал свои страсти. Он, хотя и ел не досыта, но и постился не чрезмерно; победил страсть к сребролюбию, весьма далек был от тщеславия, довольствовался всегда тем, что есть; не украшался одеждами; благодарил, когда ему оказывали презрение или неуважение; подвергался опасностям за искренних друзей. Он плакал о людях, находившихся в нужде и в недостатке от бедности, и отдавал им все, что имел, кроме разве своего тела; он плакал и о грешных и своими слезами приводил их к покаянию (102, 308).
***
Беседуя с неким старцем, жившим близ аввы Зенона, братия спросили его: «Если кого беспокоит греховный помысл и он, прочитав или услышав от отцов о борьбе с таким помыслом, хочет исправить свое душевное настроение, но не может, надо ли исповедать это кому-либо из старцев или должно руководствоваться прочитанным и удовлетворяться своей совестью?» Старец отвечал нам: «Должно исповедать отцу, но отцу, способному оказать помощь, и не уповать на себя. Боримый страстью не может сам себе принести пользы, в особенности если страсть обладает им. Со мной в юности случилось нечто подобное. Душа моя была уязвлена страстью, и я побеждался ею. Услышав об авве Зеноне, что он исцелил многих, я вознамерился идти к нему и возвестить совершающееся надо мной. Но помысл удерживал меня, внушая: «Ведь ты знаешь, как должно поступить! Поступи сообразно прочитанному тобой и не соблазняй старца. Когда я решался идти, брань несколько облегчалась, и я оставлял свое намерение. Тогда снова потопляла меня страсть, и я снова побуждал себя сходить к старцу, но враг опять обольщал меня, не попуская исповедать старцу борющих меня помыслов. Не раз приходил я к старцу и думал, что способ исцеления мне известен. «Какая нужда, — говорил помысл, — рассказывать о себе кому-либо?» Это приносил мне враг, чтобы я не открыл страсти и не получил исцеления. Старец знал, что я имею что-то на сердце, но не обличал меня, а ждал, чтобы я сам исповедал ему. Вместе с тем он наставлял меня на благое жительство и отпускал с миром. Приходя к себе, я скорбел и плакал, говоря: «Доколе, окаянная моя душа, ты будешь отвергать врачевание? Издалека приходят к старцу и получают исцеление, а ты не можешь возобладать собой, не хочешь исцелиться, имея врача близ себя!» Как-то, разжегшись сердцем, я встал и сказал сам себе: «Пойду к старцу, и если никого не встречу у него, то это будет для меня знамением воли Божией, чтобы я исповедал ему мои помыслы».
С такой решимостью я пришел к старцу и не встретил у него никого. Старец, как обычно, поучал меня спасению души и как кто может очиститься от скверных помыслов. Победясь опять стыдом и не будучи в состоянии исповедать грех, я просил отпустить меня. Старец сотворил молитву и, провожая меня, пошел впереди к дверям, а я, томимый помыслами — сказать старцу или не сказать, — шел за ним, ступая медленно. Старец, видя, что помыслы очень истомили меня, повернулся и, прикоснувшись к моей груди, сказал: «Что делается с тобой? И я человек». Когда старец сказал мне это, сердце мое как будто отверзлось, и я упал ниц к его ногам, умоляя помиловать меня. Он спросил: «Что с тобой?» Я отвечал: «Ты знаешь, чем я страдаю». Он сказал: «Нужно тебе самому обличить свое состояние». Тогда я с великим стыдом исповедал свою страсть. Он сказал мне: «Чего ты стыдишься? Скажи мне, не человек ли я? Не три ли года ты приходил сюда, имея эти помыслы и не исповедуя их?» Я припал к его ногам и умолял: «Помилуй меня, ради Бога, скажи мне, что делать?» Он отвечал: «Пойди усиль свою молитву и ни о ком не говори худо». Я возвратился в келью, усилил молитву и благодатью Христовой за молитвы старца освободился от смущения этой страстью. По прошествии года пришел мне помысл, что, может быть, Бог помиловал меня по Своей милости, а не ради старца. Я пошел к нему и, желая испытать его, наедине поклонился ему и сказал: «Авва! Помолись о мне ради того помысла, который я исповедал тебе в прошлом году». Он не поднял меня тотчас, но оставил в поклоне и, помолчав немного, сказал: «Встань и имей веру». Когда я услышал это, мне сделалось так стыдно, что от стыда хотелось, чтобы земля поглотила меня. Я встал и не мог взглянуть на старца.
Дивясь ему, я возвратился в свою келью» (107, 128).
***
Борясь с блудной страстью, авва Иаков, перейдя в скит, был сильно искушаем демоном блуда и, находясь близ опасности, пришел ко мне и открыл мне свое состояние. Потом сказал: «Через два дня я уйду в такую-то пещеру, прошу тебя, ради Господа, никому об этом не говори, даже отцу моему, но отсчитай сорок дней и по прошествии их сделай милость, приди ко мне и принеси с собой Святое Причастие. Если найдешь меня мертвым, похорони, а если живым, то приобщи Святых Тайн». Я обещал. И когда прошло сорок дней, взяв Святое Причастие, а еще обыкновенный чистый хлеб и немного вина, пошел к нему. Приближаясь к пещере, я почувствовал сильный дурной запах, который выходил из пещеры, и сказал сам себе: «Почил блаженный!» Войдя в пещеру, нашел брата полумертвым. А он, приметив меня, собрал все силы и сделал небольшое движение правой рукой, напомнив этим о Святом Причастии. Я хотел открыть его уста, но они были крепко сжаты. Не зная, что делать, вышел я в пустыню и сорвал с куста небольшую ветку. Ею с большим трудом я несколько открыл его уста и приобщил Честного Тела и Крови, раздробляя первое насколько можно мельче. От приобщения Святых Тайн авва Иаков получил силу. Немного спустя я дал ему несколько крошек хлеба, размочив их в вине, потом еще немного, сколько мог он принять. Таким образом, по благодати Божией, через день он пошел со мной, вернулся в свою келью и с того времени с помощью Божией освободился от пагубной страсти блуда» (98, 277).
***
Некоего брата беспокоила страсть любодеяния: днем и ночью он ощущал в своем сердце как бы огненное жало. Но брат боролся, не уступая помыслам и не соглашаясь с ними. По прошествии долгого времени отступила от него страсть, не одолев его по причине его трезвения. И немедленно воссиял свет в его сердце (107, 475).
***
Авва Полихроний рассказывал нам, что в монастыре Пентуклы был один брат, весьма внимательный к себе и строгий подвижник. Но его обуревала страсть блуда. Не вынеся плотской брани, он вышел из монастыря и отправился в Иерусалим, чтобы удовлетворить свою страсть. Но лишь только он вошел в жилище блудницы, как вдруг весь покрылся проказой. Увидав это, он немедленно вернулся в монастырь, благодаря Бога и говоря: «Бог послал мне эту болезнь, да спасет мою душу». И воздал великую хвалу Богу (103, 20).
***
Во внутренней пустыне жил некий старец, удручавший себя в течение многих лет воздержанием и всеми духовными подвигами. Пришли к нему некие братия и, удивившись его житию, спросили: «Отец! Как ты переносишь это сухое, бесплодное и неудобное место?» Старец отвечал им: «Весь труд этого времени, которое живу здесь, не может сравняться с одним часом вечных мук геенны. Подобает нам в краткое время этой жизни подчиниться труду и измождить страсти нашего тела, чтобы обрести некончающееся успокоение в будущей и Вечной Жизни» (107, 416).
***
Достопочтенный петербургский протоиерей А. П. Васильев сообщил интересные подробности об одной печальной кончине, невольным свидетелем которой он был. «Начало моего иерейского служения, — рассказывал он, — я полагал в одном селе под Петербургом. Однажды я вошел в вагон поезда для обычной поездки в Петербург. Вагон оказался переполненным пассажирами, и мне пришлось стоять. Окидывая взором сидящую публику, я обратил внимание на миловидную девушку. Она, заметив мой взгляд, радостно встрепенулась, как бы увидев во мне родного человека. Ласково улыбаясь, она затем подвинулась и уступила немного места, чтобы мне присесть. Усевшись, я спросил ее: «Откуда и куда вы едете?» Она отвечала, что едет из города Орел в Петербург, чтобы поступать на высшие женские курсы. Мы разговорились. Она оказалась дочерью священника, и звали ее Ольга Яковлевна Смирнова. Я спрашиваю ее: «Что же, вы с согласия родителей приехали учиться?» «Нет, — отвечала она, — мои родители были против поездки, но мне так хочется учиться, что я решила без их согласия уехать». Я по поводу такого своеволия неодобрительно заметил ей: «Ах, как нехорошо, что вы решились без родительского благословения пускаться в такой долгий и опасный путь». Когда поезд прибыл в Петербург и мы вышли из поезда, я увидел, что Ольга Яковлевна растерянно и беспомощно стоит, не зная, куда ей идти. При наблюдении за ней мне пришла мысль, что, пожалуй, она легко может попасть в руки недобрых людей. Я тотчас оторвал листок из записной книжки и написал записку своим родным с просьбой приютить на время Ольгу Яковлевну, пока она найдет квартиру. Ольгу Яковлевну приняли, как родную, и она прожила у моих родственников около трех месяцев до того, как подыскала себе комнату.
Приблизительно через полгода после того мне пришлось быть в Петербурге в Государственном банке по делам церкви. К своему удивлению, я увидел там за конторским столом Ольгу Яковлевну, которая оказалась служащей банка. Удивленный этой неожиданностью, я спросил ее: «Разве вы не поступили на курсы?» Она объяснила, что отсутствие средств к жизни заставило ее предварительно заработать деньги для последующих занятий на курсах. Во время моего разговора с Ольгой Яковлевной я заметил, что сосед по конторе — молодой человек с длинными усами и пронизывающим взглядом — поглядывал в нашу сторону и прислушивался к разговору. В его взгляде я видел что-то недоброе и опасное для души Ольги Яковлевны. С грустным предчувствием за будущность этой девицы и с болью в сердце я вышел из банка.
Через полгода после этой встречи, когда я уже жил в Петербурге, прохожу однажды мимо Екатерининского парка и издали вижу такую неприятную для себя картину: Ольга Яковлевна идет под руку с усатым конторщиком и, приклонив свою голову к его плечу, страстно вглядывается ему в лицо. Мне тогда стало ясно, что судьба этой молодой девицы была плачевно решена и находилась в руках этого коварного человека. Омраченные страстью молодые люди меня не заметили, и я прошел мимо, унося в душе от этой встречи тоскливое предчувствие какой-то катастрофы в судьбе молодой девицы.
Прошло после этого приблизительно лет семь. Как-то раз летом мне необходимо было побывать в Олуховской больнице и увидеть главного врача. Он оказался в нижнем этаже, в венерическом отделении. Сестра милосердия, зная о моем знакомстве с врачом, предложила мне надеть халат и спуститься, говоря, что там я встречу врача и переговорю с ним о своем деле, не отрывая его от работы. Врач, увидев меня, покачал головой и сказал: «Ну, батюшка, я бы не рекомендовал вам бывать в этом отделении, тем более что вы — отец семейства». Говоря с врачом по своему вопросу, я заметил в углу палаты стоящий закрытый гроб и невольно заинтересовался: «Чей это гроб, кто умер?» Тогда врач небрежно ответил: «Одна тут девица умерла». Затем, обратясь к дежурной сестре, сказал: «Посмотрите регистрационный листок». Сестра милосердия, читая его, сказала: «Это умерла девица О. Я. Смирнова». Такое сообщение потрясло меня до глубины души. Я пожелал поглядеть на ее лицо. Врач отвечал: «Я не советую вам этого делать, так как умершая произведет на вас тяжелое впечатление». Но я его упросил открыть гроб. Действительно, зрелище предо мною открылось страшное. Лицо усопшей представляло нечто ужасное: носа не было; на его месте зияло глубокое отверстие; веки и губы были съедены болезнью. Открытые глаза и зубы Ольги Яковлевны дополнили отталкивающую картину ее разложения. Все это произвело на меня удручающее впечатление. Помолившись в душе за упокой рабы Божией Ольги, я вышел из больницы с чувством глубочайшей скорби за ее душу.
И долго-долго после этого я не мог забыть ее ужасающего лица, безобразно изуродованного страстью порока. Так страшны последствия развратной жизни и блудного беснования» (115, 142).