Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterЕпископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. Том 2
Человек в меру должен заботиться о своем теле (Еф. 5, 29). Но диавол, во всяком деле мешающий человеку, старается напортить ему и здесь. Вместо необходимого создает излишество, вместо апостольского: имеюще пищу, одеяние, сими довольны будем (1 Тим. 6, 3) — внушает жадность, желание многого и роскошного, вместо заботы о душе велит холить и украшать каждый член тела до срамных включительно.
До чего здесь может дойти дело, показывает пример из жизни И. Тургенева, известного писателя.
Вот что рассказывает почитатель Тургенева поэт Полонский1.
«Тургенев был очень чистоплотен — ежедневно менял фуфайку, белье и весь вытирался губкой — одеколоном с водой или туалетным уксусом. Что касается до прически волос, то это была довольно длинная история. Не раз случалось мне ночевать с Тургеневым, и не раз при мне Тургенев совершал свой утренний туалет и при мне чесал свои волосы. Раз он был очень доволен, что процедура эта повергает меня как бы в некоторое изумление.
— Видишь, — говорил он, — я беру эту щетку... теперь я начинаю чесать ею вправо: раз, два, три... и так до пятидесяти раз; теперь начну чесать влево, и тоже до пятидесяти... Ну вот, теперь со щеткой кончено... Беру этот гребень — им я должен до ста раз пройтись по волосам... Чему ты удивляешься?.. Постой, это еще не все... Погоди, погоди! За этим гребнем есть еще другой — с частыми зубьями...»
И это все, прибавляет Полонский, «при седых волосах и несмотря на то, что уже глубокие морщины бороздили лицо его».
Можно еще прибавить, что почти во всех своих письмах Тургенев сообщает друзьям о своем состоянии здоровья, о том, в каком положении его подагра, каково было его пищеварение и прочее2.
Враг рода человеческого не мог не подметить этой слабости нашей к своему немощному телу и возвел ее во всеобщий культ плоти. Заботу о теле узаконили, стали считать необходимостью в порядочном3, «культурном» обществе, придумали форму для ее развития — гигиену, спорт, моду. Кто на что клюнет.
Любящие во всем доверять науке и слушаться ее дрожат над своим плотским здоровьем паче душевного, по правилам медицины; легкомысленным же предоставляется разнообразить свое отношение к плоти по прихоти общественных вкусов и в зависимости от «духа времени». Я здесь коснусь только последнего, а именно моды, как порока в высшей степени неразумного, превращающей своих рабов и рабынь в стадо баранов. Напрасное дело неверующей науке стараться открыть тут какие-либо законы и смысл4.
До тех пор пока будет искать причину на поверхности — в социальных, экономических и тому подобных условиях, а не в глубине человеческого духа, искупленного Богом Спасителем нашим, она никакой «философии» и «психологии» не постигнет. Всегда останется нерешенным вопрос: ну, а сами-то социально-экономические и другие факторы откуда берут свои направления? Это как насчет основания земли: земля на китах, киты на слонах, слоны на черепахах... или, по нынешней терминологии: земля вертится потому, что всемирное тяготение существует, а тяготение существует потому, что все светила вертятся, а вертятся они потому, что... Впрочем, хотя Ньютон и открыл всемирное тяготение, но не открыл, что оно такое и откуда. И подумать только, все это круговерчение мозгов и хватание за мелочи, от которых еще Василий Великий5 просил своих слушателей отходить подальше, происходит только потому, что люди не хотят смириться перед главной Причиной — Богом и в своем грехопадении, в служении диаволу сказать единое слово: «Увы, согрешили, Господи, помилуй нас падших!»
Мода — явление допотопное6 и повсеместное7. Уже древние греки любили ασχημονειν, щеголять. И все, что есть худшего и лучшего в современном костюме и обычаях женщин, перешло к нам в наследие от древних гетер, римских публичных женщин. Так, начиная с тех искусственных средств, которыми дамы пользуются для восполнения того, чем их обидела природа8, у вышеупомянутых кокеток широко практиковались уже корсеты9, фальшивые зубы10, окрашивание волос в различные цвета11, шиньоны12, разнообразные прически13, depilatio pubis14, употребление духов, румян, белил, мушек на лице, подкрашивание бровей, подводка глаз и прочее и прочее.
Не отставали от женщин и мужчины. Тип щеголя, высмеянный еще Марциалом, нисколько не видоизменился и в XX веке. И в прежнее время, до Рождества Христова, так же тщательно выскабливали бороду, как и теперь15.
Понятно после этого, как должна относиться ко всему этому Церковь.
Против безнравственности моды выступали даже такие покладистые люди, как профессор Р. Косман. «Прозрачные ткани, умышленная гладкость плотно прилегающего платья на особенно сильно выдающихся частях тела, приспособление одежды таким образом, что кажется, будто она вот-вот свалится с обнаженных плеч, и разные другие подобные же средства придумываются женщинами, которые ставят свою гордость в возбуждении половой похоти...»16.
«Фишер в своей "Эстетике"17, с точки зрения художественности, не находит слов, чтобы изобразить достаточно все безобразие наших модных одежд, переделанных из грубых готфских. Самую парадную нашу одежду — фрак — он представляет самою смешною и безобразнейшею из всех мыслимых одежд: без нужды и без цели урезанный спереди, он имеет хвост позади, и этот хвост назначен для прозаического кармана, который в средние века гораздо изящнее носили как особую привеску, на красивом ремешке или цепочке; кривая линия хвоста или разреза, идущая по бедрам, безобразным манером перерезывает органическую форму тела... Немного лучший отзыв заслуживают у него и другие принадлежности нынешнего европейского костюма. По его словам, форма, данная модой нашей одежде, такая урезанная, "жалкая, голодная, холодная и неприглядная, что самый последний нищий из народа может чувствовать побуждение подать пфеннинг, или копейку, самому богатому из нас для сооружения более приличного костюма..."»
И после всего этого, какая красота и целомудрие в духовном платье монашества!
О роскоши и сребролюбии
Учитель Церкви II века Климент Александрийский пишет18:
«Употребление серебряных и золотых со вставленными в них драгоценными камнями кубков бесполезно и представляет собою оптический обман... Пропадите, следовательно, все вы, Терикловы бокалы и Антигоновские, и канфары, и вы, лавронии, и вы, лепасты, и все другие, тысячу иных форм имеющие, и вы, холодильные сосуды, и вы, для вина ковши разливные. Золото и серебро, состоит ли оно имуществом частным или общественным, вовсе не составляет собственности завидной, если они излишни; приобретение их сопряжено с оскудением средств, сбережение их требует забот, в ежедневном обиходе они не необходимы. И суетную склонность к шлифованным стеклянным сосудам, кои от искусной обработки становятся еще более хрупкими, художественность которых при питье из них лишь страх внушает вам, в своей благоупорядоченной жизни должны мы ограничить. Серебряные же стулья, чаши, уксусницы, тарелки и блюдечки, вообще золотая и серебряная столовая посуда, а также сосуды, назначение которых стыжусь я и назвать... равно как столики о трех ножках для безделушек, сработанные из слоновой кости, кресла, имеющие серебряные ножки с инкрустацией из слоновой кости, ларцы с крышкой, которая обложена работой из золота и черепахи, пурпурные одеяла и <одеяла> других драгоценных цветов, все эти отменности, свидетельствующие лишь о высокомерной роскоши и составляющие предмет сластолюбивой и тупой зависти, из употребления нами должны быть изгнаны; они того не стоят, чтобы из-за обладания ими хлопотать (да и некогда об этом нам заботиться), потому что время коротко, как говорит апостол (1 Кор. 7, 29)... Посему Писание особенно прекрасно говорит в одном месте: Где князья народов и владевшие зверями земными, забавлявшиеся птицами небесными и собиравшие серебро и золото, на которые надеются люди и стяжаниям которых нет конца? Где те, которые занимались серебряными изделиями и которых изделиям нет числа? Они исчезли и сошли в ад (Варух. 3,16-19). Так карается высокомерная гордость... В вещах, в которых необходима мера, не должно быть никакой роскоши. Прошу тебя, скажи мне: столовый нож не будет резать что ли, если рукоятка его не будет обложена серебряными иглами и оправлена в слоновую кость? Между тем, идет на приготовление вещей режущих индийское железо, как если бы дело шло о вызове противника. Как? Если умывальник будет сделан из глины, то он тогда не примет что ли отмытой с рук грязи и ножной таз с ног? Не в состоянии что ли будет стол на себе держать грошевой булки, если ножки его не будут выложены слоновой костью? Светец вокруг себя света не будет распространять что ли, если он будет произведением горшечника, а не золотых дел мастера? Я очень хорошо знаю, что и весьма скромное ложе не служит причиной более дурного сна, чем кровать из слоновой кости. И далее: только из нечестивой роскоши, этой матери всех зол, грубым косматым покрывалом по причине его дешевизны пренебрегают, хотя оно совершенно удобно может служить и ложем, так что не будет нужды при этом ни в пурпуровых, ни в финикийских покрывалах. Что это за мечтательство, что за воображаемое чувство красоты! Наблюдайте! Господь ел из обыкновенного блюда и повелел Своим ученикам возлечь на земле на траве; их ноги Он омыл, подпоясавшись льняным полотенцем (Ин. 13, 4). Бог и Господь вселенной, Он смиренно, без серебряного умывальника сошел с неба; у самарянки, черпавшей из колодца глиняным сосудом, просил Он пить; и не из царского золота утолял Он жажду, но учил делать это легкими способами. Мерилом поставлял Он потребность, а не равнодушие к добру и к лучшему... Вообще пища, одежда, домашняя утварь, короче, все в дому должно быть согласовано с законом христианской жизни, иметь отношение к лицу, возрасту, призванию и времени. Служителям Единого Бога идет к лицу, если и имущество, и вся домашняя их утварь носят на себе печать исключительно нравственной жизни и если каждый отдельный человек во всем вообще обнаруживает дышащий единством порядок жизни, соответствующий и сообразный с никого не различающею верою, этим одноформенным нравственным законом. Что не тяжело приобрести, то с легким сердцем и употребляется, то беречь легко, расставаться с тем легко; этого рода полезное есть лучшее; дешевое, следовательно, лучше, чем дорогое. Вообще богатство, дурно управляемое, есть целая укрепленная гора греха и злодеяния. Многие на него зарившиеся не могли войти в Царство Небесное (Мф. 19, 23, 24); до болезненности страстно добиваясь вещей этого мира, они потонули в своих порочных пожеланиях. К спасению же стремящиеся тотчас же должны освоиться с мыслью, что всякое имущество существует лишь ради употребления его и что удовлетворению потребности служит только то, что приобретается малым. Безумцы те, которые в своей ненасытимости сокровищами услаждаются. Кто золото собирает, говорится, тот собирает в прорванный невод (Агг. 1, 6)... Лучшее богатство есть не иметь никаких пожеланий, и истинной гордостью должна быть эта, чтобы богатством не чваниться, а им пренебрегать. Позорно гордиться домашней утварью; не следует хлопотать о приобретении вещей, которые всякий, кому угодно, может купить на рынке».
Еще сказал19: «Не должно составлять необходимости для нас также и употребление духов. Оно со стезей правых может уклонять на путь вожделения и легкомыслия, особенно по соседству с ночью... Бесчисленны сорта этих духов. Есть бренфийные духи*, есть Мегалловские**, есть духи царские***, духи Плангоновские****, есть египетские
*Название получили по одному приятно пахнущему цветку из Лидии. <Здесь и далее примечания Н. Корсунского.>
**По имени изобретателя.
***Употреблялись и были любимы особенно в придворном кругу в Парфии.
****Плангон из Элиды — изобретатель их.
Псагда*. (* И слово наравне с духами египетское) Симонид не затрудняется о них и ямбами рассказывать:
Маслами я себя опрыснул и духами Ибаккаром**.(**Особый заграничный сорт духов.)
И если пришел продавец, то берут у него и из лилий добытые благовония, и из ципра цветка духи, масло и помаду; в славе у них нардовое миро и розовое и иные, употребляемые женщинами то в жидком виде, то в сухом, то в форме капель для опрыскивания, то в форме порошка для окуривания. Вседневно изобретается в этой сфере нечто новое в удовлетворение ненасытимой этой страсти окружать себя бесконечным разнообразием благоуханий. Вследствие питания страсти к прекрасному в сфере запахов, страсти в своем развитии однако же вовсе не прекрасной, люди, ей служащие, поражают обоняние других распространяемым от себя благоуханием. Женщины же окуривают и опрыскивают свои одежды, постели, душат в комнатах; среди этой ароматической атмосферы даже ночные горшки чуть-чуть не пропитываются с необходимостью теми же благовониями. Поэтому, мне кажется, хорошо те делают, которые в гневе на разрушающих такою роскошью и этой страстью к духам мужественность чувства приготовителей сих благовоний и торговцев ими, а также и подкрашивателей шерсти из хорошо упорядоченного общества изгоняют. Это не в порядке вещей, чтобы по городу, где живет чистота образа мыслей и поведения, ходила испорченность нравов, обнаруживающаяся в подкрашивании одежд и в употреблении помад и духов. Наши мужчины должны благоухать не помадами и не духами, а добродетелью. Женщина же должна благоухать Христом, этим миром истинно царским, а не запах помад и духов от себя издавать; постоянно она должна быть умащена ароматическим миром скромности, находить свою радость в мире священном, во Святом Духе. Это благоуханное миро Господь дарует людям, исполняющим Его заповеди, составляя оное из ароматов небесных. Этим миром Господь и Сам помазан, как возвещает о Нем Давид: Посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих. Все одежды Твои — как смирна и алой и кассия (Пс. 44, 8-9). Впрочем, мы не питаем, подобно коршунам и навозным жукам (говорят, что последние околевают, если их помазать розовым маслом), к благовониям отвращения. Некоторыми из этих благовоний, у мужчин головы не отуманивающими, женщины могут пользоваться... Довольно и простого масла, чтобы поверхность кожи умащать, чтобы некоторые неблаговонные испарения тела заглушать, в случае если кто для достижения и таких целей пожелал бы пользоваться маслом; более же обильное пользование благовониями есть возбуждающее чувственные пожелания увлечение уже легкомыслием. Человека, неспособного к самообладанию, все манит: и еда, и постель, и разговор, и предносимое зрением и слухом, и всходящее на челюсти, и ноздрями обоняемое. Как быков увлекает кольцо и веревка, так невоздержного духи и помады... Но так как сладострастию, не связанному ни с какой жизненной потребностью, подлежащей действительному удовлетворению, не отводим мы места в своей жизни, то расстанемся и с парфюмерией и будем и в этой сфере держаться лишь необходимого... Нужно благовонными маслами пользоваться лишь как лекарствами и средствами, способствующими освежению ослабевших сил, например против обмороков, недомогания».
Еще сказал20: «Удивляться темноцветным и бледно-зеленым камням или пузырькам океанской пены (жемчужинам, перлам) или иным земным высевкам* (* Также и Тертуллиан, чтоб показать свое презрение к драгоценным камням, называет их крошками земли (Tertullian. De cultu feminarum. 1, 6)) представляет из себя нечто детское. Питать склонность к прозрачным камешкам, к странного цвета одеждам и разноцветному стеклу свойственно людям глупым, в то одевающимся, что в глаза бьет. По этой же причине дети, завидев огонь, тянутся к нему: его блеск приманивает их и в своей неопытности не обращают они внимания на опасность прикосновения к нему. Подобное нечто для глупых из женщин представляют из себя драгоценные камни, на нитки нанизанные или же в цепи составленные: аметист, опал, яспис и топаз, потом милетский смарагд, драгоценнейший из всех товаров.
Но драгоценному жемчугу особенно посчастливилось; он нашел особенно легкий доступ себе в уборные женщин.
Он образуется в устричной ракушке, имеющей сходство с пинной* (* Особый род раковин.) величиной он будет с большой рыбий глаз; и околдованные столь жалкой ракушкой женщины не стыдятся столь страстно добиваться ее, между тем как они могли бы украшать себя драгоценнейшим священным камнем, Божественным Логосом, Который в некоторых местах Писания (Мф. 13, 46) и называется жемчужиной. Это блистающий столь ясным светом Иисус, назирающее сие Око воплощенное; это лучи от Себя испускающий Логос, плоть нашу чрез возрождение ее водою соделавший драгоценною... Неразумные же жены... алчут и жаждут драгоценных камней и в защиту себя высказывают такого рода странные положения: "Почему же нам не употреблять того, что создано Богом?" Или: "У меня есть они; почему же я не должна себе доставлять удовольствие ими?" Или: "Для кого же они и существуют, как не для нас?" Это голоса, совершенно не обращающие внимания на волю Божию. Ближайшим образом Бог оставил открытыми вещи, необходимые для всех, какова вода и воздух** (** Ср.: Tertullian. De corona militis. VIII.) А что не необходимо, то сокрыл Он в воде и в земле... Вы же добиваетесь того, что вовсе не необходимо. Смотри, вот все небо открыто и вы не ищете Бога; золото же, сокрытое в земле, и драгоценные камни у нас копают в горных рудниках осужденные на смерть преступники*** (*** Смертная казнь у римлян, как и у нас теперь, заменялась часто пожизненной каторгой.). Вопреки Писанию вы действуете. Оно ясно взывает: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6, 33). И хотя все нам даровано и все дозволено****, (**** См. также: Тертуллиан. О женских украшениях. Гл. 10 <Творения. Ч. 2. СПб., 1849>; Киприан Карфагенский. Книга об одежде девственниц <Творения. Ч. 2. Киев, 1891. С. 127>.) говорит апостол, но не все полезно (1 Кор. 10, 23)... Знаю, что Бог дал нам право наслаждаться, но только в пределах необходимого, и по Его воле наслаждение должно быть общим. Это не в порядке вещей, чтобы один в изобилии жил, тогда как многие терпят нужду. Как много славнее быть благодетелем многих, нежели в великолепном дому жить! Куда умнее свое имущество на людей издерживать, чем на золото и драгоценные камни! Как много полезнее украшать себя друзьями, чем бездушными, хотя и ценными, вещами! Кому расширенное поместье принесет столько пользы, сколько расточение благодеяний!
В заключение должны мы еще и то возражение отклонить: "Кто же будет наслаждаться богатством, если все бедность выберут?" Люди, отвечаю я, делающие употребление из богатства бесстрастно и без различия. И если нельзя достичь того, чтобы все благоговели пред мудрой умеренностью, то должно, по крайней мере, к тому стремиться, чтобы это происходило согласно с потребностями и чтобы отказывались от излишества. Вообще, к такого рода пустякам, как женские наряды, следует пренебрежительно относиться, подобно тому как вообще и всем миром мы пренебрегаем. Жена должна внутри украшенною быть, и женская красота должна изнутри обнаруживаться (Рим. 7, 22; Еф. 3, 16)... Потому только добродетельный есть "человек" поистине "прекрасный и добрый", и в качестве единственно прекрасного должно быть признаваемо лишь доброе; лишь добродетель своей красотой проливает свет и на тело; она, цветок, собою украшает его; она обнаруживает очаровательность умеренности, потому что добрые нравы, как луч света, освещают собою и форму. Красота каждого растения и каждого животного заключается в свойственных им преимуществах; человека же преимущество состоит в справедливости, умеренности, возвышенности чувств, богобоязненности. Прекрасен, следовательно, праведный, умеренный, вообще человек добрый, а не богатый.
Даже солдаты ныне желают уже золотые украшения носить; неизвестны им слова поэта:
Он и в битвы ходил, изукрашенный златом,
как глупая девочка*.
(* Илиада, 2, 872.)
Но страсть к нарядам, не заботящаяся о добродетели, занимающаяся только телом и обращающая чувство красоты на ничтожные вещи, совершенно должна быть изгнана из нашего общества. Предъявляя притязания на украшение тела тем, что к его существу не относится, она порождает собою лживость и развивает обманность характера. Не нечто честное, простое, истинно детское она представляет собой, нет, а высокомерие, чувственность, надутость. Жены по-темняют истинную красоту, когда они накладывают на нее тень золотых украшений. Они сами не знают, что делают с собой, сами себя сковывая тысячью золотых цепей... Или разве эти колье не представляют из себя ошейников, и на грудь ниспадающие цепи разве не заменяют собою оков?..
И как змей Еву обольстил, так золотые украшения обольщают ту и другую из женщин; и здесь образ змия играет роль приманки; в восхищении совещаясь относительно нарядов, покупают они украшения с фигурами мурен и змей. Комик Никострат перечисляет множество их: цепи, ожерелья, перстни, браслеты, змеевидные брошки, серьги. Много порицает женщин за все эти украшения Аристофан, перечисляя их в своей комедии "Фесмофориянки"* (*Более правильное название: «Женщины на празднестве Фесмофорий». — Прим. составителя.) Приведу самые слова сего комика, которыми он открыто порицает неприличную надутость вашего высокомерия. Вот, по нему, ваши наряды и к ним принадлежности:
Шляпки, галстучки, душистое мыло, ножички и ноженки, пемза, подгрудник, турнюр, спинные накидки, белила, румяны и другие краски, ожерелья, инструмент для подведения глаз, платья из дорогих мягких материй, на голову плетения, пояс, тонкая верхняя одежда, с пунцовою каймою, верхняя (одежда) претекста, прозрачная одежда, сорочка, юбка, кофточка. Да, важнейшего-то я и не сказал. Что еще такое? Двойные золотые серьги, жемчуг, ушные подвески, розовое платье, жемчужный головной убор, в котором жемчуг играет ягод виноградных роль, шпильки, ленты, на шею бусы, бубенчики на ноги, погремушки, цепочки, перстни с печатьми и изображением фигур различных, неразъемные цепочки, кольца, пудра, стекляшки, увясла головные, олисбы, сердолики, веера, змеевидные запястья.
Мне утомительно и противно и перечислять такое множество украшающих вещей. Дивно мне, что наши жены не изнемогают под такою тяжестью. О, к чему эта погоня за пустым! О, суетное хвастовство! По примеру непотребных женщин наши жены осыпают себя драгоценностями для своего собственного стыда; при недостатке чувства приличия они гоняются вместо даров Божиих за фальшивою монетой и подражают в украшении себя искусству злого духа. Но богача, который собирал в амбары и говорил себе: Ты имеешь много благ; их сложено у тебя на многие годы; ешь, пей и веселись, Господь ясно назвал безумцем: В эту ночь возьмут душу твою у тебя и что ты собрал кому достанется? (Лк. 12, 19-20)... Питомцы Христа должны украшать себя не золотом, а Логосом; лишь Он один составляет истинное золото... Вашими ожерельями и цепями должны быть стыдливость и умеренность... Уши жен не должны противоестественно быть прокалываемы для ношения в них колечек и серег: несправедливо вопреки воле Божией причинять насилие природе. Нет для ушей лучшего украшения, как катехизис истины, проникающий в душу естественным путем слуха».
Об одежде и обуви
Климент Александрийский21 пишет:
«Восхищаюсь я древней республикой Лакедемонской и удивляюсь ей. Здесь разноцветные платья и золотые украшения позволялось носить лишь гетерам, женщинам же безупречным и приличным наряжаться и искусственным образом прихорашиваться было запрещено. Только женщинам дурного поведения позволялось ходить разодетыми и пускать другим пыль в глаза разукрашенностью... Люди, занятые нарядами, преследуют в сем лишь мечтательный образ прекрасного, а не самую красоту, и как новые идолослужители, лишь прикрывающиеся прекрасно звучащим именем, должны быть изгоняемы из нашего общества, потому что в своей лживой мечтательности они грезят о природе прекрасного неразумно; их жизнь есть глубокий сон неведения. Мы же из сего сна проснувшись и стараясь об украшении себя истинною красотою, должны (чтобы заснуть нам при конце сей жизни сном мирным) этому миру, услаждающемуся лишь мирскими прикрасами, сказать уже теперь "прости". Я утверждаю, что в одежде мы нуждаемся не для другой какой цели, как для прикрытия тела, для защиты его от холода и жара, чтобы докучливая изменчивость природы нам не причиняла вреда. Но если такова цель одежды, то к чему из особенных материалов одежды у мужчин и из особенных у женщин? Не одна ли и та же потребности прикрытия тела обща и тем и другим, подобно как потребность еды и питья? Но одинаковой потребностью обусловливается и одинаковый образ удовлетворения... Но если женский пол вследствие своей слабости гораздо большего желает, то причина сего в той же дурной воспитанности, вследствие которой и мужчины, вырастая в наихудшем образе жизни, часто женственнее жен становятся; значит, не следует и женам потакать в этом деле. Если в чем желания их и следует принимать в соображение, то только разве в позволении носить им одежды из материалов сравнительно более мягких, но и то с тем условием, чтобы чрезвычайно тонкие материи, сработанные высшей глупостью чрезмерно хитро и трудолюбиво, и любопытные на тканях узоры и искусные складки с них были как можно радикальнее устранены; шитью золотом, опушкам из индийских зверьков и заботливо вырабатываемому червячками шелку мы должны сказать "прости"... Употребление столь необычной и при этом столь прозрачной материи выдает собою лишь не очень твердый образ расположений, сказывающийся в легком прикрытии частей тела, обнаружения которых должно бы стыдиться. Столь мягкая одежда вовсе не представляет собою никакого прикрытия; скрывать формы, какие имеет нагое тело, она вовсе не может. Такая одежда, плотно прилегая к телу, огибает собою формы его, отпечатлевает на себе вид тела, с ним как бы срастаясь; формы женского тела она выдает столь пластично, что линии тела бывают видимы, хотя оно и не обнажено и наготы его хотя не видать. Оставлено должно быть нами ношение такого рода одежд, а также крашеных. Для людей, которые невинны и в душе правы, пристойнее одежды белые и простые... Одетыми в такие одежды видел души Господень тайновидец: Я увидел души исповедников под жертвенником, и даны были каждому из них белые одежды (Откр. 6,9,11). А если кто хочет носить одежды и иных цветов, то носи, по крайней мере, не изменяя естественного их цвета. Тем более должно быть оставлено употребление цветных одежд, расшитых разными финтифлюшками вакхического культа и культа мистерий... Средством для увеселения глаза служат такие одежды, а не средством для защиты тела... Оттого и Писание* (*У Климента Александрийского: «Педагог». — Прим. составителя.) напоминает внятно: Не хвались облекшись в твои одежды и не всякой славой хвастайся (Сирах. 11, 4). И в Евангелии, осмеивая разодетых в богатые одежды, говорит Христос: Вот сидят на тронах земли одевающиеся в великолепные одежды и в роскоши живущие (Лк. 7, 25). Тронами называет Он палаты земных Царей, местопребывание земных расположений, где господствуют воображаемая красота, погоня за пустыми почестями, лесть и ложь. К небесному же придворному штату относящиеся, к свите Царя вселенной, наблюдают за чистотой платья душевного, то есть и за чистотой телесною, свое тело освящая и таким образом облекаясь в одежду бессмертия... Обнаруживают тупость чувства красоты и нечувствительность к более тонким приличиям те, которые в изумление приходят при виде богато расшитых длинных и широких с многочисленными складками платьев из материй чрезвычайно тонких и легких... Поистине стыжусь, думая о том, сколько денег тратится на прикрытие стыда... Блаженный Иоанн (Предтеча) и об овечьей шерсти, отзывающей роскошью, ничего знать не хотел, а выбрал для себя верблюжьи волосы и во власяницу из них одевался, будучи представителем простого образа жизни... Илия носил прикрытие из овечьей шкуры, придерживая его около чресл волосяным поясом. Другой же пророк, Исаия, ходил вовсе нагим и без обуви... Высота души и величие обнаруживаются всего яснее, если тело не будет прикрываемо разными нарядами и украшениями. А ношение одежд, волочащихся по земле, спускающихся даже до пят, представляет собою верх высокомерия и гордости. Такой одеждой как бы метлой какой заметается и пыль с поверхности почвы... Конечно, было бы не в порядке вещей, если бы кто стал носить платье, только до колен достающее, как у спартанских девиц** (** По закону Ликурга, гимнастикой должны были заниматься не только юноши, но и девушки. В целях большей свободы движений на палестре последние носили туники только до колен.) У женщины ни одна из частей тела не должна оставаться обнаженной. Особенно прилично будет привести здесь тонкий разговор между одним мужчиной и женщиной***: (*** Женщина эта была Феано, пифагореянка, по другим — жена самого Пифагора (Stromata. IV, 522; Plutarch. Praecept. conv))
— Прекрасный локоть!..
— Да, но не для глаз публики он назначен.
— Прекрасно развитая ножка!..
— Но собственность моего мужа.
— Красивое лицо!..
— Но только для моего супруга.
Но я не одобряю, когда честные женщины дают повод мужчинам расточать им подобного рода комплименты, которыми мужчины если и не обесславить их хотят, то по крайней мере лестью подкупить... Телесная красота их не должна быть для мужчин предметом охоты... Как Божество лучше храма, душа — тела, так и тело должно быть для нас ценнее одежды. А ныне все наоборот. Если которая-либо из женщин захотела бы свое тело продавать, то за него никто не дал бы и тысячи аттических драхм, а себе платья они покупают такие, что одно у них стоит до десяти тысяч аттических талантов, чем доказывают ясно, что лично-то они ни на что не годны и дешевле тканей, из коих сшиты их одежды. К чему эта погоня, следовательно, за редким, дорогим и предпочтение его обыкновенному, дешевле стоющему и легче доставаемому? Не то ли это значит, что с истинно прекрасным и действительно добрым незнакомы вы? Преследование реальной действительности вы оставляете, чтобы озабочиваться вместо того внешностью, уподобляясь тем безумцам, которые белое за черное считают».
Еще сказал22: «Подобным же образом тщеславные женщины и в обуви обнаруживают свою крайнюю глупость. Поистине постыдно украшать сандалии золотыми цветами... Равнодушно посему будем относиться к художественно сработанным сандалиям, к аттическим и сикионским башмакам, к персидским и этрусским сапожкам... Ничего лишнего не носил Господь на ногах, Он, Собою представлявший первообраз истинной добродетели и умеренности».
Еще пишет23: «Будем беречься, чтобы смешно не одеваться, так как на праздничных процессиях часто можно видеть людей в удовлетворение наружных приличий приглаженных, примазанных, раздушенных и изумительно разряженных, внутренне же бедных... Посему говорит Господь: Продай что имеешь, раздай бедным и приходи и следуй за Мной (Мф. 19, 21; Мк. 10,21; Лк. 18, 22). Следуй за Господом, освободившись от суетности, от блеска скоропреходящего. Истинная твоя, твоя славная, неотъемлемая собственность, это — вера в Бога, исповедание Мужа скорбей (Ис. 53, 3), благотворительное человеколюбие». Еще сказал: «Не к принадлежностям жены, но к принадлежностям гетеры относятся бесстыдные хлопоты о различных прикрасах. Заботливость о домохозяйстве совместно с мужьями таких женщин занимает мало. Они опоражнивают денежный кошелек мужа и все материальные средства его издерживают на свои прихоти, лишь бы казаться красивыми и иметь возможно большее количество поклонников своей красоты. По целым дням просиживают они за своим туалетным столиком... Днем они в уборных скрываются, хитроумно подкрашивая, холя и наряжая плоть свою, вечером же эта фальшивая красота как бы из темных нор каких выползает на свет ламп, ища вашего расположения. Пьяное состояние мужчин и тусклость света содействуют чарам наводной их красоты... Несчастные эти женщины, они и не замечают, что наводя на себя фальшивую красоту чужеродными материалами, чрез то губят свою красоту естественную... А по смерти они отдадут отчет Творцу за нарушение благоговения к Нему, как если бы Он одарил их не тою красотою, какой они заслуживали*... (*Тертуллиан (De mulieribus fucatis) говорил то же: «Не угодно Богу употребительное у них искусство: на себе самих обличают и укоряют Творца вселенной, ибо порицают Его, когда поправляют, когда нечто присоединяют») Они не знают никаких границ своей жадности и впадают в бесстыдство. Везде им нужно быть: и в театре, и в процессиях, и на гуляньях; они совершают прогулки в храмы и останавливаются на площадях, чтобы здесь все их видели. Затем они и рядятся, что другим желают нравиться, блистая, впрочем, лишь своим лицом, а не сердцем. Как бежавших рабов обличает клеймо, так женщину легкого поведения разноцветные платья**. (** Еще по закону Солона предписывалось τας εταιρας ανθινα φορειν (Artemidorus, II, 3). Диодор Сицилийский подобное же постановление приписывает Селевку, законодателю локрян, а Плутарх (см.: Athenaeus. Deipnosophistas, XII) сиракузянам. Из цветов женщины порока любили особенно пунцовый, красный.)
Но хотя и в ярко-красный пурпур одеваешься и золотыми украшениями себя убираешь, хотя ты свои глаза красками подводишь, твоя красота суетна, говорит Господь у пророка Иеремии (Иер. 4, 30).
Волосные сетки, и именно различных сортов, замысловатое заплетание волос и прочее на тысячу манер завивание локонов и дорогой аппарат зеркал, пред которыми они наводят свою красоту, чтобы ловить безрассудных ребяческих почитателей своего появления: все это принадлежности жен, потерявших всякий стыд, которых можно называть гетерами, потому что они из своих лиц маски делают. Нам же заповедует Логос не к видимому, но к невидимому стремиться, потому что видимое непостоянно, а невидимое вечно (2 Кор. 4, 18)».
Еще сказал24: «И до того испорченность нравов доходит, что не только женщин сокрушает суетная забота о кокетстве и модничанье, но и между мужчинами эта болезнь неистовствует. Да, болезнь — потому что кто от этой склонности к показному и рассчитывающему на обольщение других выхорашиванью себя несвободен, тот болен. Ухаживая старательно за своим телом и достигая выхоленности его, становятся такие мужчины женоподобными, заставляют себе подстригать волосы на тот манер, как носят их кокетки, мажутся благовонными помадами, натираются благовонными маслами, душатся духами. Что сказать при виде таких мужчин? Физиогномик уже по наружному их виду определит, что это за люди. Это преступные заискиватели у чужих жен преступной склонности... безбородые, страх в себе питающие к сему цвету мужественности, головные волосы даже и причесывающие-то прямо на манер женщин... В наших городах множество народу занято... бритьем... этих мужчин. Ужели же не пошло это — мужчиной быть и заставлять сводить волосы с своего тела и на него вместо того лоск наводить?.. Уроды, крася себе волосы и подмолаживая себя, живут мечтою, что для них, как для змей, возможно старую кожу с головы скинуть. Волосы они и действительно себе хитро подцвечивают, но морщин с лица свести все-таки не могут; а также и смерти они не избегнут, прикрывая искусством старость. Между тем, в образе старца нет ничего ужасного, решительно ничего, и усилия прикрывать зрелый свой возраст совершенно напрасны. Чем ближе кто подходит к границам своей жизни, тем поистине тот становится лишь достопочтеннее, потому что в высшем возрасте человек только Бога одного имеет старше себя. Бог состоит ведь вечным Старцем, пророк называет Его Ветхим деньми (Дан. 7, 9)... Если же какой мужчина оказывается очень занятым своими волосами, постоянно причесывает их, подстригает перед зеркалом, поправляет их, подбирает и выщипывает, себе лицо лоснит, то не бабеней ли он становится? И подлинно, нужно раздеть такого донага, чтобы не счесть за женщину*. (* В древности вечерняя одежда мужчин и женщин была почти одинакова.)
...Нечиста эта страсть собой рисоваться и собой прельщать; она-то, собственно, и состоит седалищем непотребства. Бог восхотел, чтобы женщина имела кожу гладкую и чтобы только голова ее украшена была самородным и роскошным этим нарядом волос; мужчину же Творец бородой украсил и сообщил ему вид мужественный... И эти волосы, дарованные мужчине, Творец ставит столь высоко, что наравне с разумом указывает в них преимущество мужа; и Сам, будучи достоудивителен в своем величии, представительность вида мужчины украсил Он в высшем его возрасте достопочтенною сединою. Разум, добрые расположения, становясь от глубины как бы седыми, зреют лишь со временем и постепенно; и предносясь видимо в образе седины, являют они в советах старости вескую многоопытность, представляющую собой достолюбезный цвет почтенного разумения, даруемого верой. Характерная принадлежность мужчины — борода, обнаруживающая в нем мужа древнее Евы, и состоит символом природы более сильной... Но и все волосы вашей главы изочтены, — говорит Господь (Мф. 10, 3); значит, и волосы подбородка, и волосы всего тела. Итак, исчисленные Богом волосы сводить, вопреки Его воле, не следует... Если Бог в избранных по Его предопределению наперед признал подобных образу Своего Сына, ради которых, собственно, по Апостолу, Он и указал Сыну быть первородным между многими братиями (Рим. 8, 28-29), то не нечестивцы ли те, кои телесный подобный отобраз Божий растлевают? Если мужчина желает быть прекрасным, то должен он развивать прекраснейшее в человеке, разум; этот должно изо дня в день украшать все достойнее и очевиднее. И не волосы должно исторгать у себя, а пожелания... Непозволительно, следовательно, бороду брить — это самой природой данное убранство, истинное украшение».
Еще сказал25: «Впрочем, эту строгость должно немного ограничить. Женам, живущим в достаточной брачной обстановке, иногда можно и снисхождение оказывать и позволять наряжаться с целью мужу нравиться. Но пределом их желаний при сем должно оставаться именно желание только своему мужу нравиться. С личным же моим вкусом несогласно, когда женщины хлопочут много об украшении своего тела; лучше пусть они очаровывают своих мужей искренней любовью, этим действительнейшим и столь естественным волшебным средством. Однако же, так как многие мужья о своей душе мало заботятся, то задача женщин, если они желают быть честными их женами, неразумные страсти и пожелания своих мужей укрощать, их постепенно к простоте обращать, к несложным потребностям и умеренности приучать. Значение жизни состоит ведь не в обладании грубыми материальными благами, а в очищении себя от излишнего. Подобно подрезыванию маховых крыльных перьев должно подрезывать, следовательно, и затеи жен, отзывающие роскошью; они доставляют им удовольствие преходящее и радость суетную, а между тем, увлекаясь и занятые ими, они часто из клетки брака улетают. Поэтому жены, хотя и могут в известное время наряжаться, но должно при этом оставаться в границах, руководясь чувством приличия, чтобы от истины чрез спесь не уклониться. Но надлежит также, чтобы и мужья своим женам доверяли и все домохозяйство им предоставляли, потому что они именно для этой цели и даны им, чтобы быть в сем деле помощницами».
Еще сказал26: «А если кто бороду подстригает, то не следует, по крайней мере, совершенно ее до гладкости состригать; мужчине сообщается этим вид отвратительный, и состриганье бороды даже до кожи напоминает собой выщипыванье и выглаживание. Псалмопевец говорит: Как драгоценный елей... стекающий на бороду, бороду Ааронову (Пс. 132, 2). Чрез повторение слова борода радостно воспевает он украшенное бородою лицо, блистающее елеем радости Господней... А усы должно подрезывать, чтобы при еде они не пачкались, но не следует их все остригать, — это было бы некрасиво, — а только немного ножницами. Бороду же, которая никоим образом не может беспокоить, должно без малого цельною оставлять; она сообщает лицу достопочтенность и некоторого рода отеческую авторитетность».
Еще сказал27: «Для жен достаточно волосы слегка причесывать и косу на затылке какой-нибудь простой и дешевой булавкой сдерживать; и при простой прическе длинные волосы для жены разумной служат истинным украшением.
Завиваньем же волос в букли на манер, как это делается у гетер, и распусканьем их по плечам локонами и косичками лицо бывает обезображено... Из страха прическу испортить такие женщины до своей головы дотронуться не смеют... Накладывание же чужих волос на голову совершенно должно быть оставлено; украшать свою голову волосами другого, накладывать на нее мертвые косы поистине нечестиво; потому что на кого же пресвитер тогда возложит руку, кого благословит он? Не украшенную жену, а чужие волосы и из-за них другую голову».
«Одежда не есть случайное, произвольное, не имеющее никакого значения облачение человека, — говорит уже современный автор. — Она связана с внутреннею жизнью человека или народа. Ее характер определяется не одними климатическими условиями, но вместе с тем и еще более тем духом, которым живет тот или другой человек или народ... Изменение ее человеком или народом свидетельствует об изменении начал их внутренней жизни и является следствием того изменения и, с другой стороны, ведет к изменению внутреннего строя жизни. Недаром реформаторы, подобные Петру Великому, замышляя обновление народной жизни и привитие к ней новых чуждых начал, между другими средствами к тому считали нужным делать особые узаконения касательно изменения одежды и привычного убранства, употребляемого в народе, и даже с изменения костюма начинали проведение в жизнь своих реформаторских планов. Их инстинкт или государственный ум подсказывал им, что разрушение привычной привязанности в народе к своей одежде и к наследованному от дедов убранству внешнего вида непременно поведет к разрушению старых начал жизни и к изменению ее строя, и они не обманывались в своих надеждах и расчетах. Гонение Петра Великого на бороды и навязывание русским его подданным европейского костюма нельзя считать капризом гения, не имеющим для себя оснований. Недаром и люди, дорожащие внутренними основами жизни, не поддавались охотно воле реформаторов, нападавших на стародавнюю одежду, и готовы были скорее платить штрафы и терпеть гонения, чем расстаться с тем, с чем свыклись они, как с своею душою: им чуялось, и не совсем без основания, что душу их хотят выворачивать, когда заставляют изменять их внешнее облачение, служащее дополнением и выражением их нравственной личности»28.
Примечания:
1. И. С. Тургенев у себя, в его последний приезд на родину / Из воспоминаний. // Нива. 1884. № 1. С. 11-14. (Курсив всюду мой. — Еп. Варнава.)
2. Садовской Б. Ледоход / Статьи и заметки. Петроград, 1916. С. 35-36.
3. Да и в непорядочном тоже. В одном американском рассказе говорится про ночлежку, над подъездом которой красовалась надпись: «Ночлег — 10-15 и 25 центов, молиться не принуждают. Полотенце, щетка и гребень — бесплатно!» (Шиф Г. Для рекламы // Нива. 1898. № 36.) Любопытно это — «молиться не принуждают»!..
4. Simmel G. Philosophie der Mode. Berlin, 1906; Sombart W. Wirtschaft und Mode. Wiesbaden, 1902; Fred W. Psychologie der Mode. Berlin, 1905; Simmel G. Zur Psychologie der Mode // Die Zeit. 1895. X. S. 12. - Имена все известные.
5. Св. Василий Великий. Творения. Ч. 1. М., 1891. С. 16 и след. Беседы на шестоднев. Беседа 1.
6. См.: "Основы" Отдел III. Гл. 5. § 4.
7. Не исключая и дикарей, у которых подчас бывает несравненно более вкуса и изящества, чем у европейских модниц. См.: Биркнер Ф. Расы и народности человечества / Перевод с немецкого П. Шмидта // Человек в прошлом и настоящем. Т. 2. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1914. Рис. 470,476, 502. Табл. XXI (цветная фотография).
8. См.: Athenaeus. Deipnosophistas. XIII, 568; Алексис (Климент Александрийский. Педагог. Кн. III. Гл. 2).
9. Марциал над известной своей современницей язвит в одной из самых скромных своих эпиграмм:
Taurino poteras pects constringere tergo:
Nam pellis mammas non capit ista tuas.
Бычачьей могла бы ты грудь свою стягивать кожей,
А эта ведь шкурка твоих не вмещает грудей.
(Epigrammaton. Liber XIV, 66; ср.: XIV, 134, 149).
Отсюда видно, что тогдашний корсет вязался из кожаных ремней и, хотя был широко распространен, в то время уже раздавались голоса против этого уродства. Выразителем их является Херея в комедии Теренция «Евнух».
«Моя девушка, — говорит он, — не похожа на наших барышень (в половине II века до Р. X. — Еп. Варнава), матери которых стараются, чтобы они имели тонкие плечи, и для этого зашнуровывают им грудь (vincto pectore)» и так далее. — P. Terentius Afer. Comoediae. Leipzig, 1829. Eunuchus. Act II. Sc. 3. V, 21-22, 26.
10. Martialis. V, 43. <Марциал. Эпиграммы. В переводе и с объяснениями А. Фета. М., 1891. Кн. V, XLIIL>
11. Ovidius. Ars amatoria. II, 163; Lucianus. Dialogi mere-tricii. II, 3 и др.
12. Ювенал..VI, 120.
13. «Каждый день новые», как говорит Овидий: Наука любить / Перевод В. Алексеева. СПб., 1903. С. 92.
14. Выбривание лобка (лат.). В настоящее время этот обычай еще сохранился на востоке и у наших татарок.
15. См.: Guiraud P. Lectures historiques. La vie privйe et la vie publique des Grecs. Русский перевод: Гиро П. Исторические описания. Частная и общественная жизнь греков. СПб., 1897. С. 94.
16. Подробности см.: Косман Р. Внебрачные половые отношения // Мужчина и женщина. Т. 2. СПб.: Просвещение, 1911. С. 334. Гл. 9.
17. Vischer F. Aesthetik, oder Wissenschaft des Schцnen. S. 285-287, 292-294. § 373, 376. См.: Певницкий В. Священник. Приготовление к священству и жизнь священника. Киев, 1886. С. 157.
18. Климент Александрийский. Педагог / Перевод с греческого и примечания Н. Корсунского. Ярославль, 1890. Кн. П. Гл. 3. О дорогой домашней утвари.
19. Там же. Кн. II. Гл. 8.
20. Там же. Кн. II. Гл. 12.
21. Там же. Кн. П. Гл. 10.
22. Там же. Кн. II. Гл. 11. Об обуви.
23. Там же. Кн. П. Гл. 3. Стб. 147.
24. Там же. Кн. III. Гл. 3.
25. Там же. Кн. III. Гл. И.
26. Там же.
27. Там же. Стб. 304.
28. Певницкий В. Священник. Приготовление к священству и жизнь священника. Киев, 1886. С. 149-150.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter